Швабра и шампанское, или Танцуют все!
Шрифт:
Достав второй айфон, Зоя нервно принялась возить пальцем по экрану. С трудом найдя разблокировку, она вдруг поняла, что это слёзы застилают глаза. Поэтому и цифр не видно… Вытерлась рукой, всхлипнула малодушно и позвонила Тиму. Ждала, то и дело зажмуриваясь, чтобы прогнать предательскую влагу с век, но никто не отвечал. Сбросив вызов, позвонила снова. И снова. И снова.
Пока не поняла, что Тим больше не ответит.
Дальше всё было как в тумане. Зоя закончила готовить обед, совершенно не понимая, что делает, завернула и разрезала рулетики, убрала всё под плёнку в холодильник, потом вынула из рюкзака блокнот
Питер робко радовался тёплому солнцу. Оно было повсюду — в окнах и витринах, на капотах машин, на влажных крышах гаражей… Лепнина и кронштейны, карнизы, розетки с барельефами сверху, а внизу — гулкие тёмные подворотни, где-то чистые, с решётками, а где-то захламленные и вонючие… А всё равно дорогие сердцу, ведь они — часть любимого города. Зоя вдохнула полной грудью, через силу, и сказала себе вполголоса:
— Ничего, всё пройдёт.
Усмехнулась и добавила, вспомнив старую песню, слышанную где-то в кафе:
— И печаль, и радость…
Пройдёт. Забудется. Перемелется…
Глава 19. Когда стараешься забыть
Жаркий влажный язык прошёлся по лицу Зои раз, другой, третий, пока она не проснулась и не отпихнула Джину. Наглая овчарка лизнула хозяйку в руку и весело потрусила на выход. Зоя зажмурилась, потянулась, потом вытащила телефон из-под подушки и глянула на время. Без пяти семь. Серёжа вернулся с работы, выгулял собаку и теперь, наверное, уже поставил чайник. Пора вставать.
Ванечка спал, разметавшись звездой, и Зоя аккуратно прикрыла его одеялом. Пусть ещё минут десять подремлет. Она спустила ноги с кровати, нащупала тапки и встала. Оделась. Прошла в детскую и с шумом раздвинула шторы:
— Подъём! Штанишки надиём!
— Не надиём, а надеваем, — буркнул Сашка. — Тьфу на тебя…
— И всё равно вставаем! — весело закончила Зоя.
— Не вставаем, а встаём, — сонно поправила Лидка, с которой она сдёрнула одеяло, повернулась на бок и снова заснула.
— Тогда подъём, — Зоя несильно шлёпнула сестру по ляжке. — Давайте, давайте, Настюша, вставай, зайка моя.
На кухне уже вовсю свистел чайник. Серёжа сидел за столом и со здоровым аппетитом уплетал оставшийся с вечера кусок куриного пирога. Увидев Зою, кивнул:
— Привет.
— Привет! Как отработал?
— Нормально, — он мотнул головой. — Милена велела целовать и просила возвращаться поскорее.
— Да я бы и сама хотела… — Зоя взяла кружку с уже заваренным кофе, встала к раковине. — Хоть бы на операцию заработали. Ну ты же знаешь.
— Знаю, не парься. Не пустит тебя мать, а я её поддержу. Слушай, классный пирог получился!
— Я старалась, — Зоя отхлебнула кофе. — Ну, ты же знаешь, я же там не буянила…
— Откуда я знаю, что ты там творила в курилке, — Серёжа отставил тарелку и потрепал по холке подбежавшую Джину. — Тимофея-то до сих пор так и не видели. С тех пор, как… Ну, ты не работаешь.
— Пофиг. Вот честно. По-фиг.
— Милена сказала, что он телефон сменил.
— Серёжа, читай по губам — пофиг.
Он поджал губы:
— Расска-азывай. Не верю.
— Станиславский, блин, — усмехнулась Зоя. — Ладно,
— Да не вопрос.
Серёжа поднялся, блеснув лысой головой в утреннем июльском солнце, требовательно стучавшем в окно кухни, и вышел. Зоя взяла из холодильника молоко, налила в кувшин и поставила в микроволновку. Пока тарелка крутилась, согревая завтрак, снова взяла кофе, прислонилась к тумбочке раковины.
С тех пор, как Серёжа появился в жизни мамы, им всем стало полегче. Появился он в больнице, чем сразил маму наповал. Может быть, своим видом — большой, широкий, бритоголовый, в нелепом белом халате, накинутом на плечи, с цветами в руках. А может быть, напором, потому что развил бурную деятельность: тряс врачей на предмет осложнений и операций, выбивал квоту на операцию, притащил маме большой планшет, чтобы смотреть любимые сериалы в больнице, приходил каждый день. Каждый божий день! И всегда с цветами, хоть с одним, а с цветочком… Сначала мама отнекивалась, просила не утруждаться, смущалась, как красна девица, а потом Серёжа объяснил ей популярно, что к чему. Прямо на больничной кровати, на вытяжении, Зоя случайно подсмотрела — обнял, поцеловал и не отпустил.
Переселился он к ним тоже как-то невзначай. Просто, когда маму выписали и надо было обустроить её дома на диване, Серёжа всё провернул сам, починил старый комод со сломанными ящиками, пылившийся в подвале, перетащил его в зал и даже мебель передвинул немного, чтобы устроить из комода столик для больной. А потом остался на ночь. И на следующую. И так две недели уже живёт. Даже дети привыкли, что в садик их водит Зоя, а забирает дядя Серёжа. Только Сашка всё никак не мог принять его, но охранник не обращал внимания на подколы, язвительный тон и бурчание пацана. Оставалось только надеяться на время, на сообразительность Сашки и на безграничное терпение Серёжи.
Мама же, как ни странно в её ситуации, расцвела. Рука постепенно заживала, а ноге требовалась ещё одна операция — надо было ставить скрепки на кости, это называлось мудрёным словом «остеосинтез», но пока они не набрали достаточно денег, а возможность квоты висела в воздухе. Вторую операцию на руке оплатило руководство завода, недвусмысленно намекнув на нарушение техники безопасности, а это значило, что больше помощи с этой стороны ждать не стоило. Однако мама не унывала сама и не давала расслабляться детям. Невозможность ходить и делать что-то правой рукой не придавила её к кровати. Мама копалась в планшете Серёжи и нашла какую-то биржу, где нужно было выполнять простые действия на разных сайтах — лайкнуть, прокомментировать, проголосовать — а ей за это платили деньги. Копейки, конечно, но мама занималась этим большую часть дня, поэтому к концу недели копейки превращались в сотни рублей.
Первым в кухне появился Сашка — уже одетый и умытый. Как ни странно, желание во всём переплюнуть Серёжу пошло ему на пользу в плане собранности и дисциплины. Пацан отобрал у Зои кувшин с молоком:
— Делай бутерброды, а я какао.
— Внезапно, — усмехнулась она. — Ты проснулся хоть?
— Проснулся, — буркнул Сашка, разливая молоко по кружкам. — Отстань!
— Ишь какие мы чувствительные. Ладно, давай… Ваньке поменьше какао сыпь.
— Сам знаю.
Боже, вот что называется — встать с левой ноги. Зоя покачала головой и достала хлеб на бутерброды.