Схватка(Повесть о ростовских подпольщиках)
Шрифт:
— Какая подлость! — возмущенно закричал Андрей и, повернувшись к собравшимся товарищам, подвел итог: — Нам необходимо уходить. Будем пробираться на советскую территорию. Здесь оставим временную группу с опорой на железнодорожников — их Абросимов и Василенко не знали. По одному пробираемся в Авиловку, там есть надежные укрытия. Там ждем документов, денег, указаний. Все. Это решение. Товарищ Анна, прошу вас задержаться…
С Анной, секретарем комитета, Андрей был откровеннее, чем с кем-нибудь другим:
— Вы попробуйте встретиться с Вернидубом. Он уже в состоянии
Анна смотрела на Васильева, слушала, но не понимала: денег нет — ясно, арестован казначей. Но документы? Они хранились у Васильева. Где же они?
— Я их позавчера уничтожил, как только узнал об арестах, — отводя в сторону глаза, Васильев нехотя продолжил: — Поторопился явно, можно было перепрятать.
Дмитрий должен пройти. Выехавшая три дня назад Варя Глазепа добралась до Харцызска, дальше не удалось: явку в Харцызске то ли поменяли, то ли провалили. Ниточка лопнула! Дмитрий должен идти путями, известными ему одному.
Вернидуб с готовностью согласился отправиться в дорогу, опасную и тяжелую. Он передал Анне часть своих денег, несколько чистых бланков, паспортов.
Васильев даже Анне не сказал о прибытии представителей Донбюро Вольмера и Сидорчука. «Успеется! — решил он. — Если будет необходимо…» Тем более разговор сегодня предстоял хотя и короткий, но не из легких: нужно было объяснить Вольмеру сложившуюся в городе ситуацию, предложить взять руководство подпольем на себя. Контрразведке о новичках неизвестно. Он, Васильев, передаст им запасные личные явки…
Вольмер выслушал внимательно довольно сбивчивый рассказ Андрея. Васильеву понравилось спокойствие товарища. Его серые глаза утомленно щурились, но не мигали, казалось, он взвешивал, прикидывал что-то, известное ему одному.
Выслушав Васильева, Вольмер встал, молча пожал ему руку, потом сказал:
— Явки…
Так неожиданно встал Вольмер во главе Ростово-Нахичеванского подпольного большевистского комитета, хотя сюда его посылали совсем для другого дела.
Ему пришлось в трудные дни возглавить подполье, удержать его нити, не дать им порваться. А угроза тому была.
Абросимов выдал штаб боевой дружины. Контрразведчики нагрянули к Тюхряевым, когда Василия Васильевича не было дома: он поехал в Батайск за оружием, доставленным из Тихорецкой. В доме все перевернули вверх дном. Простукивали половицы, стены, то же делали и в сарае. Ликующие контрразведчики тащили оружие, вырытое из тайника в сарае, в цветочнике нашли печать штаба дружины. Арестовали Наталью, и она вскоре очутилась в одной камере с Марией Николаевной Спириной, Этель Борко и другими женщинами, девушками, чьи судьбы были так или иначе связаны с, подпольем. Арестовали тестя — портного Рымарева. А через день засада у дома выследила и самого Василия Васильевича, вернувшегося в город.
И вдруг новость, поразившая всех, кто еще сомневался в предательстве Абросимова и Василенко: их отпустили домой… Правда, на первых порах с ними были сопровождающие, конечно, контрразведчики.
Как-то Абросимов зашел с таким спутником домой, на квартиру к Богданову. Сидели долго, много пили, ели. Когда сопровождающий настолько опьянел, что уронил голову на стол и заснул, Яков улучил минуту и сказал:
— Василий, я не верю слухам. Бежим, другого случая такого не будет!
— Нет, мил человек! Ша! Уже поздно, — горько ответил Абросимов.
И Емельяна видели с контрразведчиками в кабаках. Может быть, вначале они кого-то искали там, а может, просто кутили. Второе, видимо, более точно, поскольку у Емельяна взяли почти всю казну подполья, кроме части денег, бывших на руках у Васильева и Вернидуба.
Когда стало известно, что и Абросимов и Василенко дома, комитет принял решение: — Предателей — казнить!
Приговор справедливый. Он отвечал содеянному, тому, что обрушилось сейчас в застенках контрразведки на подпольщиков по вине предателей.
Глава шестая
ЗНОЙ
— Молчишь, красная собака? — усмехаясь, сказал Татаринов, когда Григорий Спирин ничего не ответил на вопросы. — Так всё же кто был связан с типографией, кроме тех, кто арестован? Где помещается Ростово-Нахичеванский комитет партии? Кто им руководит? Молчишь… Мы сейчас развяжем тебе язык! Возьмитесь за него! — бросил он двум дюжим казакам.
Казаки сорвали с Гриши рубаху.
— Разувайся!
Не успел Гриша снять туфли, как его ударом опрокинули на пол. На колени сел казак, а Татаринов склонился над ним, держа в руке изогнутый садовый нож.
— Ну, начнешь, Спирин, отвечать?
Гриша молчал.
— Ну, твою мать… Сейчас завоешь!
Татаринов медленно стал резать кожу на ногах. Гриша закусил губы, чтобы не застонать от невыносимой боли.
— Говори, упрямая сволочь!
В ответ — только тяжелое, хриплое дыхание.
— Говори!
Щипцами у Гриши срывали ногти с пальцев, потом стали колоть шилом грудь.
Какие-то мгновения он не помнил себя: сознание оставляло его. Боль заполонила все, но в душе родилась не менее жгучая ненависть: «Выдержу! Выдержу! Убивайте — все равно ничего не скажу!»
— Крепкий попался орешек! Скажи, пожалуйста! — услышал он слова своего мучителя. — Придется отдохнуть — и снова!
— А вы его к дверям! Не пробовали?
«К дверям? — мелькнуло облегченно в воспаленной голове Гриши. — Уже? Прикончат! Ну и всё!»
Но произошло другое. Казаки стали прижимать дверями пальцы ног и рук. Они были еще целы и чувствовали боль, которая, как шило, вонзилась в мозг. Гриша застонал.