Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке

Горбунов Евгений Александрович

В октябре германо-японские секретные переговоры близились к завершению. И одновременно с этим Наркоминдел продолжал получать все более и более полную информацию об этих переговорах. Заместитель наркома Литвинова Борис Стомоняков 22 октября подробно проинформировал о германо-японских переговорах посла в Японии Юренева. В своем письме он писал: «По имеющимся у нас совершенно достоверным сведениям, переговоры в Берлине сильно продвинулись вперед – и, может быть, даже уже привели к заключению японо-германского соглашения о борьбе против Коминтерна… Параллельно с этим соглашением ведутся переговоры о заключении секретного союзного договора, направленного против нас».

К

середине ноября у Советского правительства уже не было сомнений в том, что германо-японское соглашение будет подписано в ближайшие дни. 14 ноября Литвинов сообщил Юреневу, чтобы он встретился с министром иностранных дел Арита и сообщил ему, что Советское правительство получило сведения о предстоящем оформлении германо-японского соглашения, направленного прямо или косвенно против СССР.

Поручение было незамедлительно выполнено, и 16 ноября в Москву из Токио поступила шифровка с изложением беседы Юренева с Арита. Выслушав заявление советского посла, министр иностранных дел островной империи сказал:

– Знаю, что имелись слухи о том, что между Японией и Германией состоялся союз и что эти слухи за последнее время участились, но это совершенно неверно.

Заявление не соответствовало действительности, но это мало беспокоило Арита. Очевидно, он руководствовался старым правилом, что язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли.

На следующий день Стомоняков в телеграмме, переданной вне очереди в Токио, сообщил Юреневу, чтобы он вновь посетил Арита и сделал ему заявление о том, что Советскому правительству известно, что соглашение о борьбе с коммунизмом является лишь прикрытием для другого японо-германского соглашения, направленного непосредственно против СССР. Министру иностранных дел Японии ясно дали понять, что Советское правительство не считает его предыдущие разъяснения удовлетворительными. На следующий день в «Известиях» публикуется официальное сообщение ТАСС о японо-германских секретных переговорах и предстоящем подписании секретного соглашения, направленного против СССР.

28 ноября на 8-м чрезвычайном съезде Советов, обсуждавшем проект новой Конституции, выступил нарком иностранных дел Литвинов. Всех делегатов съезда интересовали отношения СССР с Германией и Японией, японо-германские переговоры, сообщения газет о подписании антикоминтерновского пакта. И Литвинов дал подробные объяснения по всем важнейшим международным проблемам и обстоятельно прокомментировал опубликованный в печати антикоминтерновский пакт.

– Люди сведущие, – говорил Литвинов с трибуны съезда, – отказываются верить, что для составления опубликованных двух куцых статей японо-германского соглашения необходимо было вести переговоры в течение 15 месяцев, что вести эти переговоры надо было поручить обязательно с японской стороны военному генералу, а с германской – сверхдипломату и что эти переговоры должны были вестись в обстановке чрезвычайной секретности, втайне даже от германской и японской официальной дипломатии…

Что касается опубликованного японо-германского соглашения, то я рекомендовал бы не доискиваться в нем смысла, ибо соглашение это действительно не имеет никакого смысла по той простой причине, что оно является лишь прикрытием для другого соглашения, которое одновременно обсуждалось и было парафировано, а, вероятно, и подписано, и которое опубликовано не было и оглашению не подлежит. Я утверждаю, с сознанием всей ответственности моих слов, что именно выработке этого секретного документа, в котором слово «коммунизм» даже не упоминается, были посвящены 15-месячные переговоры японского военного атташе с германским сверхдипломатом.

Выступление

Литвинова на съезде произвело огромное впечатление во всем мире. Если нарком иностранных дел с трибуны съезда заявил о разработке и подписании секретного соглашения, не имеющего никакого отношения к антикоминтерновскому пакту, то, значит, у Советского правительства были бесспорные доказательства и о переговорах, и о тексте секретного соглашения. Многим это было абсолютно ясно, но кое-кто и сомневался. В Лондоне не могли поверить в то, что эти русские могли проникнуть в сокровенные тайны Берлина и Токио и узнать, что же творится на этой закулисной дипломатической кухне.

И вот 1 декабря английский посол в беседе с Литвиновым, очевидно не без влияния Лондона, задал вопрос о том, имеет ли Советское правительство сведения о заключении между Германией и Японией секретного соглашения. Ответ наркома был краток: «Я ему ответил, что если я заявил публично на съезде о существовании такого соглашения, то у нас для этого должны быть неопровержимые доказательства…»

Но если английского посла удовлетворили подобные объяснения, то японский министр иностранных дел Арита с упорством, достойным лучшего применения, продолжал убеждать всех и вся, что никакого японо-германского секретного соглашения не существует, что все это только слухи и ничего более. Пришлось поставить на место японского министра.

Новый японский посол Сигемицу вручил свои верительные грамоты 7 декабря. На следующий день состоялась беседа между новым послом и Литвиновым. Рассматривались все вопросы, связанные со взаимоотношениями между Японией и СССР. Конечно, обсуждался вопрос и о японо-германских переговорах и заключении соответствующего соглашения между этими странами. При этом Литвинов, очевидно, ценя и свое время, и время посла, был откровенен: «Мы знаем текст этого соглашения со всеми его приложениями. Мы считаем совершенно тщетным всякие попытки заверить, что заключенное соглашение направлено против Коминтерна, а не против СССР. На эту тему в интересах экономии времени лучше не дискутировать…»

Что оставалось делать японскому послу во время этой беседы? Пришлось заявить, что он чрезвычайно сожалеет о том, что господин Литвинов не считает возможным принять то официальное разъяснение, которое было дано японским министром иностранных дел о том, что секретного соглашения не существует. Поскольку японский посол оставался, выражаясь обывательским языком, при своих интересах, нужно было поставить все точки над «i» и закончить дискуссию по этому щекотливому вопросу. Ответ Литвинова был корректным, сдержанным и не оставлял никаких кривотолков: «Я бы очень советовал господину Арита не настаивать на отсутствии секретного соглашения, ибо мы можем в конце концов решиться на опубликование документов, которые выставят в странном свете заверения господина Арита нам и другим правительствам».

Намек был ясно понят не только новым японским послом, но и Арита. После этого заявления Литвинова все выступления японского министра иностранных дел по поводу германо-японских переговоров сразу же прекратились.

В заключение, пожалуй, можно сослаться не на официальные дипломатические документы, а на мнение руководителя разведывательной организации в Японии. В своих воспоминаниях, написанных в тюрьме Сугамо, он отмечал: «В отличие от Берлина и Вашингтона Москва лучше знала все, что касалось положения в Китае и Японии, поэтому ее нельзя было ввести в заблуждение. Знания, которыми обладал Советский Союз в отношении проблем Дальнего Востока, были намного выше тех, которыми располагали американское и германское правительства».