Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)

Константинов Лев Константинович

— Зачем вы мне все это говорите? — растягивая от необычности разговора слова, спросила Галя. — Я курьер закордонного центра, мое дело, узнав о неверии, нестойкости, возможности измены, немедленно принять для их искоренения самые энергичные меры. Организация, в которой мы оба состоим, облекла для этого меня своим доверием и наделила чрезвычайными полномочиями.

— Не прикидывайтесь прямолинейной до идиотизма фанатичкой, — Юлий Макарович сказал это невозмутимо, не повысив голоса.

Наверное, таким же тоном он попросил

бы в том неопределенном будущем приготовить ему крепкий чай. И наверное, точно таким же голосом — без интонаций — в недалеком прошлом он отдавал приказы о расстрелах.

Галя не могла не отдать должное умению референта владеть собой.

— Вы уже несколько месяцев «гостите» на «землях», — продолжал Юлий Макарович, — скажите, только откровенно, какое впечатление произвела на вас здешняя жизнь? Вы до сих пор знали о ней по рассказам да пропагандистским лозунгам… А сейчас что вы о ней думаете?

Если бы Гале сказали, что такой разговор возможен, она бы не поверила. Первая заповедь истинного борца-оуновца: никогда, ни при каких обстоятельствах не будь откровенным, не доверяй никому, ибо самый добрый друг завтра может стать твоим врагом. Тайна, о которой знают двое, перестает быть тайной. Волк не идет по своему следу, сотня не повторяет маршруты рейдов, курьер не пользуется дважды одними и теми же документами… Не доверяй никому, ибо завтра твоя откровенность может обернуться обвинением против тебя. Если молчать невмоготу — уходи в ночь, но и с ветром не шепчись — ветер может разнести твои слова, и собрать их будет уже невозможно. Молчи: только те, кто умеет молчать, получают шанс на жизнь…

— Вы знаете первую заповедь, Юлий Макарович?

— Конечно, я всегда ее выполнял…

— Зачем же требуете, чтобы я ее нарушила?

— Я ничего не требую… Впервые за много лет я хочу, чтобы меня понимали. Наш разговор не носит такой характер, чтобы сообщать о нем в рапортах. Мне показалось, что вам это ясно…

— Поверьте, дорогой Юлий Макарович, я ценю ваше отношение ко мне. Должна предупредить, что мою откровенность будет трудно использовать против меня — я направила за кордон подробный анализ ситуации здесь, на «землях». Я старалась быть по возможности реалисткой, не строить воздушные замки и не преувеличивать наши возможности. Впрочем, я думаю, вы внимательно проштудировали мой рапорт — он шел по вашей линии связи.

— Да, — не смутившись, кивнул Бес.

— Могу повторить некоторые его положения… Борьба с каждым годом будет приобретать все более неопределенный характер. Надеяться на то, что идеи ОУН найдут поддержку хотя бы у какой-то части населения, нереально. Крестьяне поумнели, избавились от страха. Вооруженного подполья не существует. Вполне вероятно, что в различных городах сохранились одиночки, настроенные в нужном нам духе. Но они не представляют для Советов какой-либо опасности. На Украине последовательно проводится восстановление разрушенного

войной хозяйства. Созданы хорошие условия для процветания культуры. Автомату они противопоставляют книгу, извечной темноте сел — клубы. Нет и намека на политику репрессий, национального угнетения и подавления.

— Вывод?

— Только один: социальной почвы для нашей борьбы здесь нет…

Бес задумчиво, выцветшими глазками изучал черно-красный узор на ковре.

— Украинцы уже имеют свою державу, — продолжала Галя, — они не променяют ее ни на какую другую.

— Вам бы лекции читать в клубе, добрый агитатор из вас получился бы…

— Сила любой организации — в трезвом анализе ситуации.

Бес поднялся, сделал вид, что набрасывает на плечи пиджак.

— Идемте…

— Куда? — растерялась девушка.

— К чекистам. В таких условиях остается только одно — сложить оружие.

— Сколько лет вы получите по большевистским законам? — ехидно спросила Галя.

— Суд будет щедрым — москали не поскупятся… Высшая мера…

— Расстрел?

— Не меньше. Впрочем, смертная казнь у них отменена, они отсчитают сполна годочками. Мне хватит до самой смерти…

— Тогда стоит ли торопиться?

— Вот и я думаю, — Бес опять сел в кресло, — может, попытаться выжить?

— Жить без надежды?

— Вы, Галя, трезвы до жестокости. Но в своем анализе вы допустили существенные просчеты: у большевиков ясная программа, но им не дадут спокойно ее осуществлять.

— Наши зарубежные друзья?

— Они, но не только они. Существование и укрепление Советов — это угроза не какой-то отдельно взятой капиталистической стране, это угроза целому строю, пока еще господствующему во многих странах. Против революции в семнадцатом году бросила свою объединенную армию Антанта. Я убежден, что скоро мы услышим о создании нового антибольшевистского блока, который объединит знамена разных цветов. И тогда…

— Далеко вперед заглядываете, Юлий Макарович.

— Я очень хочу жить, — тихо сказал Юлий Макарович, — а жить без надежды нельзя.

— Значит, мы понимаем ситуацию одинаково?

— Смею надеяться, — церемонно склонил голову референт краевого провода. — Потому и обратился к вам с таким смелым предложением…

— Хорошо. Я подумаю. Но вы знаете, как карают отступников…

— Мы доведем эту операцию до конца и получим право на тишину…

— Кстати, «кровь и земля» — это ведь эсэсовская формула, не так ли?

— Да.

— Вы толкуете ее весьма своеобразно.

— Применительно к нашим условиям.

— И знаете, прославление Древнего рода приятно для самолюбия истинной украинки, но я, кроме того, просто женщина, которая хочет, чтобы ее ценили и за другие качества.

— Я не успел вам сказать, что вы очаровательны. Как вы находите этот бриллиантовый гарнитур?