Схватка с судьбой
Шрифт:
А Майяри осталась в четвёртом.
Стоило подумать об этом, и настроение портилось безвозвратно.
Благодушный старичок-мастер, поставивший ей зачёт за первое полугодие просто так, но с условием, что к экзамену за второе она подготовится, иначе он сделает всё, чтобы она не перешла в пятый класс, своё обещание сдержал. К экзамену она не подготовилась, времени не было. И в пятый класс её не пропустили! Обидно было даже не то, что она третий раз в четвёртом классе, а то, что она сдала боевую подготовку и за первое, и за второе полугодие, и теперь придётся сдавать заново!
Ну за первые полгода
Род утащила Мадиша готовить ловушку для мастера Илиша – вот безумные! – а Майяри подошла к воротам полигона и посмотрела на вышагивающую перед женским строем госпожу Ярвиделлу. Суровая и прекрасная мастер объясняла нежным равнинным девочкам как правильно держать кинжал, чтобы не порезать хотя бы себя. Внезапно она напряглась, вскинула голову, словно к чему-то прислушиваясь, и, приказав ученицам тренироваться, стремительно зашагала прочь, к другому выходу с полигона.
Не успела Майяри озадачиться, как к ней подошёл мастер Дагрен и, с интересом заглянув на полигон, спросил:
– А где госпожа Ярвиделла?
– Только что ушла.
Мастер загадочно улыбнулся и неспешно пошёл через полигон в ту сторону, в которой скрылась Благословлённая на Одиночество.
Нет, мастер Дагрен определённо знал, что делает!
В кабинете харена царила тишина. И Майяри, и Ранхаш были заняты разбором бумаг по делу Дешия. Девушка уже который день переписывала выцветшие записи из дневника хайрена Игренаэша, а Ранхаш изучал ответ главы семьи Харый. Тот молчал довольно долго, а потом всё же прислал дневник госпожи Аизелы вместе с письмом, в котором недоумевал, чем главу сыска могла заинтересовать бывшая жена хайрена Игренаэша.
– Это никогда не закончится! – с досадой прошипела девушка.
Чтобы загрести деяния Дешия им потребуется ещё немало лет. Впрочем, лучше потратить годы, чем пропустить ещё один росток коварного замысла и пережить повторение уже произошедшего.
Переписывая дневник хайрена Игренаэша, Майяри никак не могла отрешиться от острых, впивающихся в самое сердце чувств. Она его не знала, он не был ей дорог, и всё их знакомство состояло из краткой беседы в Зверинце. Дневник он вёл сухо, в начале весьма пространно, рассуждая о магических явлениях, потом урывками, больше записывая всё, что приключилось с ним в плену у сына. Он не оставил в дневнике никаких ключей-разгадок к своим изобретениям. Только сухое повествование о собственной жизни.
Которое иногда разбавлялось короткими, но такими эмоциональными строками, что сердце напрягалось и долго дрожало. Как редкие цветы в пустыне. Радуют глаз и печалят душу: скоро эту красоту пожрёт неумолимая сушь.
«Нариш собрался с детьми в храм отдать дань уважения умершим предкам. Если бы Аизела не была так горда, мы бы с ней тоже преклонили колени перед предками».
Майяри начала ловить себя на том, что выискивает в тексте уже не подробности о Дешие, а вот такие полные неуловимой тоски строки.
«Когда-нибудь он пожалеет, – писал о своём ученике Ориде хайрен, – что так безжалостно играл с женщинами. Боги могут и не воздать, но ты сам никогда себе не простишь».
Прямо
«А, может, горд я?»
Майяри заёрзала.
«Харид опять поругался с женой и, пока бедняжка рыдала в комнате, мялся под дверью, не решаясь войти. Не выдержал. Ударил идиота и впихнул в комнату».
Затем ровные, упорядоченные записи обрывались и строчки начинали скакать по листам. Хайрен записывал мысли поспешно, и это даже были не мысли. Он торопился записать то, что произошло на самом деле с его братом, с ним самим и… его сыном Иргадом. Игренаэшем. Надеялся, что когда-нибудь записи попадут в руки потомков и они смогут узнать правду. Он почти не писал о своём отношении к сыну. Кроме…
«Мой сын… мой… за что, боги? За что…»
«Неужели она так ненавидела дитя, отцом которого стал я?»
«Что стало бы с нами, если бы я умерил свою гордость и злость и не отказался бы от женщины, которую люблю? Что стало бы, если бы смог донести до неё, что власть – это не то, что я хочу? Почему я не сказал, что единственное, чего я хочу – это любить её и быть рядом с ней? Какими были бы мы? Каким бы стал наш сын?»
Резко отодвинув от себя записи, Майяри потёрла глаза и украдкой посмотрела на Ранхаша. Неясная тревога и страх дрожали внутри. Отчего-то ей было так жаль хайрена, и она почему-то боялась его судьбы. Они же с Ранхашем не обидят так друг друга?
Муж не сразу заметил ищущий взгляд жены. Его собственный взор скользил по жёлтым ломающимся листам с записями госпожи Аизелы. Она нигде не упоминала о том, кем является для неё «дорогой племенник Иргад». Писала о нём много, но ни разу не назвала сыном. Только иногда попадались начерно замазанные слова. «Племянника» она обожала, безмерно гордилась им и прочила блестящую судьбу.
О смерти Иргада от рук разбойников в её записях не было ни строчки. Просто сам Иргад исчез, ушёл из её записей, да и сами записи стали редки. Женщина лишь иногда возвращалась к дневнику и писала что-то скучное. Лишь после записи: «Объявлено о смерти хайрена Игренаэша», – появилось кое-что интересное.
«Говорят, хайнес сошёл с ума. И кто-то ведь верит в такое вранье».
Странное замечание для той, кто ранее не написал ни одного хорошего слова хайнесе Озэнарише. Может, она знала об истинном положении дел?
Потом опять шли скучные описания одиноких будней, перемежаемые недовольством критикой в адрес хайнеса Озэнариша, которого уже успели прозвать Сумасшедшим.
В день свержения Сумасшедшего хайнеса и два месяца после никаких записей не было. Потом шла одна-единственная строка:
«Пока они живы, пока оба живы, ничего не закончено».
Ранхаш мгновенно насторожили эти строки, и он быстро пробежал глазами оставшиеся пару страниц и замер на самой последней записи, даже недатированной. Запись выше значилась двести седьмым годом эры Храммара, Сумасшедший хайнес считался мёртвым уже три года.
«Мой Наэш мёртв»
Запись расплывалась, словно на неё попала вода.
«Я не этого хотела. Верните мне его! Я не хотела этого. Молю вас, Тёмные и Светлые, я всё отдам, только верните его! Мой Наэш, я просто хотела доказать тебе, что ты сильнее, что мы сильнее, наш Наэш сильнее…»