Схватка с судьбой
Шрифт:
– У господина Узээриша сейчас большая печаль, – сдавленно напомнила Лоэзия.
– Вот именно! Ему сейчас так необходимы поддержка и участие. Завтра я собираюсь нанести визит в дом Вотых, возможно, удастся повидаться и с хайнесом. Он сейчас проживает там. Ты можешь поехать со мной. Там сейчас много достойных мужчин. В конце концов, среди Вотых господин Ранхаш далеко не самый интересный жених. Вернулся господин Вахеш, а он когда-нибудь встанет во главе Вотых. И он тоже свободен. Я также слышала, что и господин Ирриван находится сейчас у старого консера,
– Нет.
– Что? – госпожа Елалия непонимающе моргнула.
– Я не поеду, – голос побелевшей как снег Лоэзии прозвучал безучастно. – Мне дурно.
– О, – расстроенно выдохнула мать. – Но ты подумай о моём предложении.
– Я подумаю, госпожа Елалия, – девушка медленно подняла голову и пристально посмотрела на сарену. – Подумаю.
Повисла тишина. Сарена не отрываясь смотрела в потемневшие серые глаза дочери, и её лицо слегка изменилось. Во взгляде появилась едва уловимая обескураженность, губы дрогнули, но это всё, чем она выдала свою растерянность.
В дочери определённо что-то поменялось. Прежняя Лоэзия не была способна скрывать свои чувства и редко противилась желаниям родителей.
Но сейчас она вела себя по-другому.
– Отдыхай, моя дорогая, – сарена решила, что дочери совершенно точно нужен хороший отдых, и поднялась. – Я передам от твоего имени самые искренние соболезнования хайнесу.
Лоэзия ничего не ответила и, дождавшись, когда за матерью закроется дверь, подобрала ноги и, обхватив колени руками, уткнулась в них лицом.
Дверь вновь отворилась, и внутрь заглянул обеспокоенный Юдриш.
– Ба, госпожа, да вы плакать изволите?
– Нет, – девушка подняла голову, и оборотень убедился, что удариться в слёзы она не успела, хотя глаза блестели.
– Ну будет вам! – оборотень прошёл внутрь и прикрыл за собой дверь.
– Ты слышал, что она сказала?
– С первого и до последнего слова, – не стал отпираться мужчина.
– Почему меня хотят так сильно выдать замуж? Вот отец Элды совсем не горит желанием искать ей жениха, а я… я… – Лоэзия растерянно открыла и закрыла рот.
– Ну… – опустившись рядом с девушкой на тахту, Юдриш развёл руками. – Не расстраивайтесь. Не выдадут вас замуж. Мариш что-нибудь придумает. Он по интригам тот ещё мастер, недаром его все слуги в доме боятся!
Лоэзия позволила приобнять себя за плечи и опять уткнулась носом в колени.
– Мариш? Юдриш, а почему Мариш имеет такую власть?
– Какую? – приподнял оборотень брови. – Он же дворецкий, его обязаны слушать.
– Я не об этом. Господин тёмный велел ему разобраться с волнениями в городе, и Мариш поехал разбираться.
– Да ради вас Мариш сделает что угодно! – запальчиво заявил Юдриш. – Если придётся, и крепость штурмом возьмёт! Что-что, а организовывать люд он умеет!
– Ты меня совсем ребёнком считаешь? – насупилась Лоэзия.
Она помнила разговор господина тёмного и хозяина таверны – ох, если маменька узнает, где она была, то такое
– Конечно, считаю! – улыбнулся Юдриш. – По мне вы ещё слишком юны, чтобы выходить замуж.
И Лоэзия смягчилась.
– И будет вам расстраиваться! – оборотень полез в карман и вытащил яблоко. – Вот, утешьтесь. Всю зиму в погребе пролежало, последний короб достали. Понюхайте, как пахнет! М-м-м… Чистое вино!
Ёрдел смотрел, как девочка принимает угощение, и внимательно наблюдал, как светлеет её лицо, а губы приподнимаются в невесёлой улыбке. То, что Кающийся называл душой, волновала неясная тревога. По непонятной причине ему не нравилась женщина, которая только что покинула комнату. Ему не нравились её слова. Ему не нравилось грустное лицо девочки.
Когда они гуляли по городу, она порхала вокруг него бабочкой и казалась очень весёлой. Ночью она всегда долго ворочалась, вздыхала, краснела, а потом украдкой подползала к нему греться. Её лицо, всегда живое и искреннее, было приятно взгляду.
Но пока здесь была эта женщина, девочка будто бы увяла. Эмоции спрятались, искренность исчезла.
Она словно бы окаменела.
Ёрдел невольно взглянул на собственную кисть. Ему окаменевшая плоть ничуть не мешала. Тогда почему мысль, что девочка тоже окаменеет, ему неприятна? Она не хаги, она не окаменеет полностью.
Или всё же окаменеет?
Тревога стала сильнее, и Ёрдел уставился на яблоко. Как раз в этот момент Лоэзия понесла его к носу, вдохнула аромат, и улыбка её стала более искренней.
Утешиться. Утешение. Благодаря Кающемуся он знал, что это.
Ёрдел задумчиво склонил голову и посмотрел на девочку через прорехи капюшона. А затем круто развернулся и пошёл к двери.
Триий напряжённо смотрел на сидящего напротив Мариша. Дворецкий, закинув ногу на ногу, расположился по другую сторону стола в кресле и глядел в ответ мрачно и устало. До сарена доходили слухи, что Мариш недавно чувствовал себя совсем неважно, и, похоже, они не врали. Лицо у дворецкого было жёлто-серым, под глазами чернели такие тени, что взгляд казался совсем жутким, да и вообще Мариш будто бы постарел лет на пятьдесят.
– Лоэзия нашлась, тебе очень повезло, – тяжело обронил дворецкий.
– Без угроз, – сквозь зубы процедил сарен.
– Я ещё не угрожал.
– Ты хотел встретиться, я пошёл тебе навстречу! Что ты хотел?
Мариш в притворном восхищении приподнял брови. Всё же выдержка Триия изумляла: «…я пошёл тебе навстречу!».
– Учти, я не буду тебя покрывать…
– Меня не нужно покрывать, – вкрадчиво пропел Мариш. – Увы, но мне пришлось продемонстрировать свои силы и возможности. Но ни Вотые, ни сам хайнес не пойдут против меня. В качестве союзника, – мужчина всё-таки не удержался и скривился, – я куда интереснее… тебя.