Схватка за Амур
Шрифт:
– Мне кажется, лучше бы России ни с кем не воевать, – заметила великая княгиня. – Впрочем, это решение в руках государя, а может быть, и Бога. Нас, простых смертных, должны и дела заботить простые. Что вы намерены предпринять после встречи с государем? – поинтересовалась она у Николая Николаевича.
– Попрошу отпуск, – коротко ответил Муравьев, продолжая ходить и, видимо, успев погрузиться в размышления о неожиданном повороте фортуны.
– О да, мы надеемся, что его величество даст отпуск Николаю Николаевичу, – смягчая его непреднамеренную невежливость, подтвердила Екатерина Николаевна. – Он уже четыре года не отдыхал и не лечился. Поедем за границу – в Мариенбад, а потом во Францию, в наш
– Там уже, конечно, весна… – мечтательно сказала Елена Павловна. – Я люблю весной бывать в Европе.
– Когда Николай Николаевич выйдет в отставку… – На этих словах Муравьев вскинул голову и удивленно посмотрел на жену. – Ну, когда-нибудь это все равно случится, – заметив его реакцию, сказала она. – Мы, конечно, уедем во Францию.
– А куда именно? – поинтересовалась великая княгиня.
– Недалеко от нашего родового имения, всего сто тридцать километров, на берегу океана есть климатический курорт Биарриц.
– Знаю, – кивнула Елена Павловна. – Там лечатся многие аристократы, в том числе и российские.
– Николаю Николаевичу там будет очень хорошо.
Муравьев остановился и опять взглянул на жену:
– Дорогая, не пора ли нам откланяться? Мне кажется, мы уже утомили ее высочество.
– Прошу меня извинить, но не буду вас задерживать, дорогие мои, – совершенно по-родственному сказала великая княгиня. – Я действительно немного устала.
Она хотела послать слугу за извозчиком, но Николай Николаевич отказался, сказав, что они с Катрин немного прогуляются по Невскому. Благо вечер был не по-февральски тихий и теплый, падал легкий снежок, и центр города хорошо освещался газовыми фонарями. И злоумышленников можно не опасаться: они, как известно, освещенные места обходят стороной, да и городовые не спят.
Екатерине Николаевне хотелось поскорее вернуться в отель, принять горячую ванну и лечь в постель, но она поняла, что мужу зачем-то нужна эта прогулка, и ничего не сказала. И всю короткую Михайловскую улицу от дворца до Невского они прошли в молчании. Под сапогами Николая Николаевича и меховыми сапожками Катрин поскрипывало, словно где-то рядом находился сверчок. В воздухе кружились большие снежинки. Катрин подставила руку в цветной варежке – подарок Марии Николаевны Волконской, которая научилась прекрасно вязать на спицах, – и на нее тут же опустилось несколько крупных шестиконечных звездочек.
В голубоватом свете газового фонаря снежинки брызгали радужными блестками с каждой «веточки» и «иголки» своих сложных узоров и казались воплощением небесной гармонии.
– Боже мой! Какая красота! – тихо воскликнула Катрин. – Посмотри, Николя, это же чудо!
Муравьев посмотрел внимательно и серьезно, кивнул и спросил:
– Зачем ты заговорила про мою отставку?
– Про отставку заговорила не я, – возразила Катрин. – Ты сам все время о ней думаешь. Вспомни свой разговор с Бернгардом Васильевичем.
Действительно, разговор на эту тему был.
Струве провожал Муравьевых до первой станции, бывшей на постоялом дворе в селе Зуй, в пятнадцати верстах от Иркутска. Всю дорогу они спорили о закупках хлеба у крестьян. Струве позволял себе не соглашаться с генерал-губернатором, впрочем, такое было не в первый раз. Бернгард Васильевич был председателем Иркутского губернского правления и на время длительных разъездов Муравьева исправлял должность гражданского губернатора (К.К. Венцель заменял генерал-губернатора в качестве председателя Совета Главного управления), а значит – отвечал за заготовки продовольствия и при этом постоянно схватывался с обер-провиантмейстером Тваровским по вопросу цены. Прошлогодняя история, когда заготовки спас только Завалишин, похоже, ничему не научила ни Тваровского, ни Муравьева. Бернгард Васильевич
104
Скупой платит дважды (нем.).
Именно на этом спустя некоторое время сыграет Тваровский, передав в Петербург Муравьеву через Корсакова, что Струве опять завышает цену на хлеб, полагая, что надо вернуть в сельские магазины взятые заимообразно миллион двести тысяч пудов хлеба, а вот он, Тваровский, стоит на страже указаний генерал-губернатора и потому достоин чина статского советника. И Муравьев, к сожалению, в который раз поверит оговору и расстанется с преданным и весьма перспективным чиновником.
Но пока дело до этого не дошло, генерал снисходительно, не горячась, принимал аргументы своего подчиненного.
В Зуе попили чаю, и Струве начал прощаться, чтобы вернуться в Иркутск засветло. Генерал протянул руку:
– Я имел на вас большие перспективы, Бернгард Васильевич…
– Позвольте спросить: почему в прошедшем времени? Я вас разочаровал? – натянуто улыбнулся Струве.
– Нет. Просто я скорее всего уже не вернусь в Восточную Сибирь.
– Что вы такое говорите, ваше превосходительство?! Почему?! – воскликнул Струве.
– По всему выходит, что государь мне не доверяет, а я без его доверия служить не могу и не хочу. Быть безмолвным свидетелем того, что творится в ущерб Отечеству, – преступно. Лучше уйти…
– Как же мы без вас?!
– Другому, может быть, больше поверят. – Генерал пожал руку молодому чиновнику и вдруг порывисто обнял его. – Прощайте, друг мой! Не поминайте лихом.
Вот об этом прощальном разговоре напомнила мужу Екатерина Николаевна. И добавила:
– Я хотела, чтобы мысль об отставке перестала тебя угнетать.
– Ни о какой отставке я уже не думаю, – почти сердито сказал Николай Николаевич. – Я хочу срочно подготовить записку государю по китайскому вопросу и по Амуру с учетом угрозы войны. Ты мне поможешь?
– А ты что, сомневаешься? Я же всегда и во всем с тобой. Твои заботы – это мои заботы. Вот, перед лицом моей покровительницы, – они как раз вышли на Невский, к церкви Святой Екатерины Александрийской, – клянусь быть такой, какая тебе нужна и в радости, и в печали.
Екатерина Николаевна остановилась, повернулась к мужу и, притянув его за отвороты шинели, крепко поцеловала.
4
Государь устроил не аудиенцию, а целое совещание. За столом для заседаний в нижнем кабинете сидели сыновья императора Александр и Константин и новые министры: военный – Долгоруков и внутренних дел – Бибиков. На столе была расстелена карта Восточной Сибири. Вошедшему вслед за секретарем Муравьеву одного обостренного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку: Николай Павлович через лупу разглядывал на карте низовья Амура, Константин Николаевич что-то тихо ему пояснял, остальные сидели так расслабленно и вальяжно, что в воздухе явственно ощущалось благодушие. Атмосфера столь разительно отличалась от той, в которой проходило каждое заседание Амурского комитета, что генерал-губернатор почувствовал, как с его плеч свалилась гора, которую последние несколько дней громоздило на него напряжение всех душевных сил, и понял, что изложенный в записке его неоспоримый аргумент о необходимости срочной организации защиты Камчатки, теперь уже в связи с приближающейся войной, сработал.