Швоткать
Шрифт:
Вдруг настроение нашло на тебя, и пошёл собирать подписи.
Вот что это называется!
– Эх, Лайма Яновна… – говорю я.
Но тут она опять меня перебивает:
– Я серьёзно тебе говорю!
Ведь ты борешься за свою жилплощадь?
– Нет! Нет! – перебиваю на этот раз я сходу. – Я забочусь обо всех жителях нашего дома!
Я произношу слова, хотя чувствую, как жар у меня пробегает по
Лайма Яновна, подняв голову, смотрит мне в глаза:
– Я Совету скажу, чтобы он не трогал твою семью, – говорит она. – А ты приватизируй её.
В мозгу у меня мелькает: «И эта буржуа!»
– Вы напрасно это… – сопротивляюсь я. – Хочу помочь всем жильцам…
Опять щеки мои рдеют от смущения.
– Если хочешь продавать свою квартиру по выгодной цене, то не скрытничай!
Ещё не поздно.
– Лайма Яновна, не морочьте мне голову! – говорю я уже сердитым голосом. – Я вам, господам… не верю!
Один раз наши отцы вам поверили и остались в дураках!
– Ну вот и приехали! – говорит Лайма Яновна.
Я остаюсь на том месте, а Лайма Яновна молча спускается по лестнице.
Я размышляю о своём намерении.
В подъезде всего 36 квартир…
И вдруг Лайма Яновна обращается ко мне снизу:
– Хватит заниматься ерундой!
Кто живёт тихо, тот живёт долго.
А эту позу свою оставь революционерам!
Что говорит дальше Лайма Яновна, мне не слышно.
Я, чтобы расслышать её слова, убыстряю свой ход, следуя за ней.
Мы выходим из подъезда.
Вокруг всюду желтизна: газон, асфальт, даже бордюры усыпаны опавшими листьями.
Я вспоминаю указание городской власти: с этой осени опавшие листья не будут убираться.
Они должны зимовать на газонах.
А весенняя теплынь вместе с растаявшим снегом превратит их в перегной.
Так они должны будут потом удобрять почву.
Шагаем по тротуару.
Идя рядом с Лаймой Яновной, я вспоминаю, как увидел её впервые в нашем районе лет пять или шесть назад.
Она приехала откуда-то в красном плаще и красной шляпе с широкими полями.
Мне показалось тогда, она приехала из курортной зоны Крыма.
Вызывающие одежды делали тогда её маргинальной дамой в нашем районе.
Сколько раз я её видел – не считал.
Всегда она в красном плаще.
Идёт
Рядом какой-то откормленный старшеклассник, некоторое время он помогал ей.
Последние года три он не появляется, похоже, учится или работает.
Лайма Яновна, выходит, натура прямолинейная, грамотная и миловидная женщина.
На вид ей сорок с лишним лет, а может, я и ошибаюсь.
Тут мои мысли душат меня, заставляя изнутри подчиниться команде: «Молчи!»
И я отключаюсь.
– С тобой все в порядке? – говорит Лайма Яновна.
Я молчу.
Так идём метров пятнадцать, пока не доходим до козырька моего четвёртого подъезда.
Тогда я иду налево, а Лайма Яновна продолжает свой путь далее.
Не попрощавшись, расстаёмся.
Мы за Натусю
По городскому номеру непредвиденный звонок.
Внуки не реагируют, сын и дочь молчат.
Я и Соня не ждём вестей.
Звонок по городскому телефону – редкость.
– Ну? – говорит Соня. – Кто поднимет трубку?
– А я тут при чём?! – отвечают голоса внука и внучки из своих комнат.
Взрослые дети ничего не говорят, ждут, чтобы кто-то подошёл к телефону.
Зуммер третий раз оглашает все комнаты своим тревожным напоминанием, призывая ответить!
– Если бы нас не было дома, то другое дело… – говорю я и встаю.
Я выхожу в прихожую, где установлен аппарат с городским номером.
Иду медленным шагом, так как знаю, что звонок не для меня.
Мысли мои напоминают, что это очередной трюк рекламщиков.
– Слушаю! – говорю резко. – Как же вы мне надоели!
– Дядя… – говорит вдруг знакомый голос. – Я Наташа. Позовите Дину.
Я зову дочь и, оставив трубку на тумбочке, отхожу.
Дверь за собой в большую комнату закрываю, чтобы в других комнатах не слышали.
Соня тут подходит к двери большой комнаты, чтобы услышать, о чем идёт разговор дочери с Наташей.
Подслушивать разговор, хотя бы и родной дочери, неприлично, но у Сони был повод для беспокойства.
Моя семья не первый раз огораживает Наташу от неприятностей.
Конец ознакомительного фрагмента.