Сибирские перекрестки

Туринов Валерий Игнатьевич

* * *

Утром следующего дня на квартире у Марины зазвонил телефон. Женский голос попросил ее к телефону.

– Да, я слушаю! – ответила она.

– Приезжайте в диспансер: сегодня ночью умер ваш родственник, Петр Мясоедов…

У диспансера Марину и Богдана встретил Афанасий Матвеевич. Его выписали из диспансера, но он не уехал, дожидался их.

– Вот оно как получается! – сокрушенно покачал головой старик.

– Когда он умер-то, Матвеевич?

– Да вот под самое утро, пожалуй, будет… Как светать стало… Я проснулся, что-то больно тихо было в палате… Смотрю, а он того…

– Он ничего тебе не говорил? Он что-то хотел вспомнить, да так и не вспомнил…

– Нет,

ничего. Да ему-то теперь все равно – отмучился.

Сихотэ-Алинь

Приморский край, поселок Кавалерово в горах Сихотэ-Алиня. Здесь, снимая частный домик на краю поселка, обосновалась московская геологическая партия. Начальник геологической партии Леонид Григорьевич, у него штат партии: шофер Митька, коллектор Сергей и инженер-геолог Потапка. Был также особый женский отряд: старший геолог Ксения, коллектор Маша, инженер-геолог Наташа и техник Бэла. У женского отряда было особое задание: провести с помощью специального прибора анализ содержания водорода, определить кислотность в подземных водах на глубинах, в местных оловянных шахтах, где вода истекает из отверстий пробитых перфораторами, и на основании этого построить карту возможного источника залегания олова. Поэтому на отряде Ксении лежала обязанность исследовать близлежащие к Кавалерово шахты. И девушки с завистью наблюдали за теми, кто уезжал с Леонидом Григорьевичем на машине по Сихотэ-Алиню, как в путешествие.

Рано утром, часов в шесть по-дальневосточному, начальник геологической партии Леонид Григорьевич поднял свою полевую партию: Сергея и Потапку. Шофер Митька уже возился около своего ГАЗ-66.

И Сергей и Потапка вчера засиделись с девушками до глубокой ночи, прежде чем расстаться, и сейчас, полусонные, мучились. Но это быстро прошло, когда они включились в заведенный распорядок: упаковка спальников, сборка раскладушек, уже кипит чайник, все суетятся, готовясь к дальней поездке.

Легкий завтрак, снаряжение еще вчера закинули в кузов газика. Сейчас туда же полетело личное барахло, последний поклон дому, где прожито четыре дня, откинули шаткую калитку – и в путь-дорогу…

Шоссе, асфальтированное, ровное. Вот мелькнул аэропорт Кавалерово. Там приземлился Як-40 и прижал к обочине взлетной полосы своего неуклюжего старшего братишку Ан-2.

Под колеса машины стелется шоссе. Километры остаются позади, позади остаются и поселки: Антоновка, Шумный, Уборка, Павловка…

В Чугуевке зашли в книжный магазин. Сергей купил стихи Тютчева, рассказы Пришвина, томик с гравюрами Фаворского и повести Салтыкова-Щедрина. Дальше от Чугуевки повернули на юго-запад.

В деревне Архиповка, все в той же долине реки Павловка, подкупили еще хлеба и поехали по давно наезженной дороге в сторону гор, покрытых лесом.

Жара. Полдень. Газик пересек ручей, свернул влево на слабо наезженную колею, ухабисто раскачивающую машину, и пошел по ней вверх по логу. Минут через десять выехали на геологический стан.

Место, где обосновался стан местной геологической партии, назвать великолепным – значит погрешить истиной и принизить красоту дальневосточной тайги. Лог, недлинный, но довольно узкий и глубокий. Внизу лога бурчит что-то свое ручеек, бесконечно монотонное, одинаково простое и непонятное, переливаясь по камням, ловкими зигзагами отворачивает от валунов и коренников, выпирающих из земли. Склоны лога поросли березой, осиной, редкими пихтами.

На дне этого лога срублен большой дом, что-то вроде заезжих изб XVII века, которые ставили на постоялых дворах ямских застав.

Наша машина подошла к избе – постоялого двора, остановилась.

Леонид Григорьевич вылез из кабинки. Выскочили из кузова, распахнув настежь дверцу кузова, и Сергей с Потапкой.

Из избы вышел мужик

высокого роста, под метр восемьдесят, с детским выражением лица, спокойного, сытого существования. Одноглазый, в другом глазу застыла зеленоватая стекляшка, под цвет его живого глаза. Острый нос смотрит вниз, узкий низкий лоб, неразвитые плечи и грудь, отвисший живот…

– Здравствуйте! – подошел Леонид Григорьевич к нему.

Тот протянул большую пухлую руку, молча, неулыбчиво кивнул головой, оглядывая приезжих одним зрячим глазом.

– Что это у вас за стан? – спросил Леонид Григорьевич его.

– Партия…

– А почему так пусто, тихо?

– Разъехались… Сегодня утром старший геолог с женой тоже уехал… Вернется дня через три… Один я остался.

– А-а, так вы охраняете стан?

– И кухарю заодно, – улыбнулся одним глазом мужик.

– Если мы у вас остановимся на сутки? Не возражаете?..

– Да, пожалуйста, мест свободных полно… Вон хотя бы ту половину занимайте, – показал кухарь на заезжую избу.

Митька подогнал машину к входу той избы. Сергей и Потапка по-быстрому выгрузили необходимое для ночевки: раскладушки, спальники, посуду и горелку для приготовления пищи. Занесли все в избу, с интересом огляделись.

Внутри становая изба представляла живописный вид. Рубленый, небеленный ни с наружи, ни внутри большой дом, громадные по ширине во всю стену нары старых времен, так же как в заезжих избах на ямских заставах, как их описывают в документах, когда люди спали вповалку. Тут же стол, тяжелый, из толстых досок, намертво пришитый гвоздями к полу, как и скамейки рядом с ним. Так удобнее для повседневной жизни большого скопления людей, да и в случае драки «мебель» не пострадает и посуда тоже. Внутри было полутемно. Свет проникал всего через два небольших оконца, в это огромное помещение, к тому же с черными закоптелыми стенами.

Дом был разделен надвое стеной, рубленной из горбылей. По одну сторону была большая кухня с русской печью для выпечки хлеба. Длинные столы и лавки, множество полок для продуктов. Тут же угол для кухарки, точнее, кухаря, как представился мужик. В углу кухаря стоит кровать, какие-то полочки и лавочки, на стенке висит на гвоздиках одежда, под кроватью виден угол чемоданчика.

Леонид Григорьевич шустро обошел все углы избы, восхищенно воскликнул:

– Бичевня!.. Прелесть! Ребята, располагайтесь! Раскладушки нам не нужны. Спать будем на нарах… На досках, оно даже к лучшему. Медики говорят, помогает держать осанку. А то раскладушки надоели!.. Вы что такие кислые? Это же прелесть, а не ночевка будет!.. А может, здесь и банька есть? – подхватился он и выскочил из избы, затрусил с кухарем к строениям, стоявшим отдельно от стана в полусотне метрах ниже по ручью.

Там стояла летняя столовая, сбитая из досок, к которой от ручья тянулись мостки, а еще дальше по ручью виднелась банька, запруда для купания, с мостками, сухими, еще теплыми от заходящего солнца. Было жарко, сладко от томительного чувства простоты этого таежного мирка. Подумалось, что в этой же простоте и чистоте жили когда-то и все наши предки, пришедшие в эти края и удивленные богатствами охотничьих и рыбных промыслов, обильной тайгой, в которой росли, удивительно смешавшись, и северные, и южные деревья и растения: ель и банановое дерево, белоснежная и светлая, всегда праздничная и яркая северная красавица береза, и бархатное дерево с мягкой толстой и морщинистой корой, душистый и целебный до беспредельности лимонник, опутавший своими стеблями-лианами тайгу, которые так же хороши при заварке разных настоек и чая, доморощенного, как и его красноватые плоды, похожие на рябину, гроздьями винограда доходящие до зрелости в первой декаде сентября в ту же примерно пору, когда море набирает самую высокую температуру и наступает бархатный сезон Приморья.