Сибирские сказки

Автор неизвестен

Услышала сорока их разговор, и зависть её взяла.

— Я, — говорит, — у бедных ничего не ем, брезгую. Вот у богатых — другое дело.

А ласточки ей отвечают:

— Ты нечистая птица. Ты самая плохая из всех птиц. Ты отбросами богатых кормишься, лягушек и змей ешь. Ты в жаркие страны летать не можешь.

— Я чистая, я чистая, — закричала сорока.

— Мы к тебе и близко не хотим подходить. Ты лгунья. Ты летом смеёшься, а зимой плачешь, — ответили ласточки.

Не вытерпела сорока и со злостью улетела.

Однажды Хырха и Хырым увидели детей Торсыха и рассуждают между

собой:

— Торсыха мы крепко держим, — сказала Хырха. — А вот его дети вырастут и не станут на нас работать.

— Надо юрту Торсыха спалить, тогда и его детей в кабалу заберём. Новую юрту нелегко построить, — сказал Хырым.

Как решили, так и сделали. Ночью проснулся Торсых — двор горит. Разбудил он жену, детей, схватили они вёдра и побежали на речку. Хырым и Хырха уже там стоят, воду не дают.

— Вы и так уже задолжали, — сказали они Торсыху.

Ласточки полетели к реке, воду в рот набирают и заливают пожар, а сорока сухой травы в огонь подбрасывает и хохочет:

— Ха-ха-ха, как горит весело. Пусть всё горит.

В степи на кургане волк завыл:

— Так и надо Торсыху: ни одного жеребёнка не дал нам съесть, пусть дотла сгорит двор его. А корову с овцой мы задерём.

Собака Торсыха вокруг юрты бегает, просит:

— Хоть бы дождь пошёл, хоть бы дождь пошёл.

В табуне чалый жеребец заржал:

— Торсых нас днём и ночью никому в обиду не давал, пусть хлынет дождь и зальёт пожар.

Сорока хохочет:

— Ха-ха-ха… Если волк у Торсыха корову съест, мне кишки останутся.

Ласточки, летая, кричали:

— Пусть дождь польёт… Пусть дождь польёт…

Подул ветер, нагнал чёрную тучу, и полил дождь. Дождём быстро залило пожар…

Волк подкрался к чалому жеребцу:

— За то, что ты просил дождь, я съем тебя, — сказал волк.

— Ты сначала посчитай, сколько у меня волос в хвосте, — ответил жеребец и повернулся задом.

— Ну что же, посчитаю, — согласился волк. Подобрался к жеребцу, а жеребец как ударил задними ногами, так волчью голову на две части и расколол.

Дождь лил всё сильнее. Хырха и Хырым в свою юрту спрятались. Тут речка из берегов вышла. Хлынула волна, смыла юрту, и Хырха с Хырымом захлебнулись. Уцелела только юрта Торсыха, потому что стояла она на бугре, вдали от реки.

Смотрит утром Торсых, а от байских дворов и следа не осталось.

Ласточки поют, радуются, а сорока плачет:

— Свила я себе гнездо на низкой иве. Вода поднялась и унесла моих бедных детёнышей.

Ласточки ей в ответ кричат:

— С чёрными мыслями сорока на чёрной иве плачет. У нас нет злых мыслей, и мы радуемся. Сегодня радуемся, и завтра, и послезавтра, и всегда будем радоваться.

Торсых собрал батраков. Они поделили между собой байский скот, поставили на берегу новые юрты и стали жить хорошо.

Литературная обработка Б. Балтера.

Воробей и ворона

Давным-давно дело было. Тогда ещё воробей с ворону ростом был. Вот как-то сидели воробей с вороной и беседовали.

— Приятель воробей, — говорит ворона. — Если бы жила я среди людей, то

много, много хорошего могла бы им рассказать.

Подумал воробей и не согласился.

— Пустомеля ты, пустомеля, — сказал он. — О чём хорошем можешь ты говорить? Как начнёшь каркать, так обязательно несчастье случится. Вот если бы я среди народа жил, то мог бы многое людям посоветовать.

Спорили они, спорили и подрались. Схватил воробей ворону за горло да так придавил, что она до сих пор хрипит. Вырвалась ворона, перелетела на другое дерево и прокляла воробья.

Стал воробей маленьким, таким, как теперь. С тех пор поселился он там, где люди живут, без конца чирикает и думает, что хорошие советы даёт.

Литературная обработка Б. Балтера.

Волшебный Чатхан

Давным-давно жил старик пастух. Звали его Чатхан. Много скота было у хана. Много было и пастухов. Трудная служба у пастуха: одни заботы, и совсем нет радостей.

Долго думал Чатхан, чем бы облегчить жизнь пастухов, и придумал: сбил из дощечек длинный и узкий ящик, натянул на нём волосяные струны и начал играть на них. По вечерам к нему приходили послушать музыку пастухи. Так красиво звенели семь волосяных струн, что у людей сладко замирало сердце, птицы складывали крылья в полёте, звери останавливали свой бег. Очарованные рыбы замирали в реках и озёрах, в степи слушали волшебную музыку табуны коней. Лёгкой стала работа пастухов. Стоило разбиться стаду, как Чатхан брал свой музыкальный ящик, трогал струны, и стада снова собирались. Чатхан один управлялся с бесчисленными стадами хана.

Однажды случилась беда. О волшебном инструменте узнали одноглазые разбойники. Они пришли из-за гор, убили старика, унесли музыкальный ящик, угнали скот бедняков. Только ханские стада остались в степи.

Был у старика внук. Рос он не по дням, а по часам. Когда подрос, сказал матери:

— Сделайте мне лук и стрелы.

Мать сделала ему лук из табылки (табылка — таволожник), нарезала из тальника стрелы. Хорошим стрелком стал внук Чатхана. Направо пустит стрелу — тридцать птиц падает, налево пустит — сорок птиц убивает. Мать строго-настрого запретила сыну ходить за большую гору. А мальчику любопытно, что же там есть за высокой горой. Однажды он поднялся на вершину и увидел возле пещеры большой дом без окон. Мальчик подкрался к дому и прислушался. За стеной людские голоса, как пчёлы, жужжали. Один говорил:

— Еда кончилась…

Другой добавил:

— Нужно яловую кобылицу вызвать.

Третий предложил:

— Хорошо бы яловую корову и яловую овцу заколоть.

Вдруг в доме всё притихло и послышалась чудесная музыка. Закачались леса, затрепетали на деревьях листья. Легко и весело стало кругом. Заржала кобылица, замычала корова, заблеяла овца. Они подбежали прямо к дому и остановились. Мальчик спрятался за большой камень и стал смотреть, что будет дальше.

Из дома вышло семь чёрных людей. На левой половине головы у них было по одному глазу. Вместо лиц был один огромный рот с двумя клыками. Они зарезали животных и стали носить в дом мясо.