Сибирский эндшпиль
Шрифт:
– Как знаешь.
Про себя Пола уже не сомневалась, что в конце концов решать придется ей. Она до сих пор даже не знает, находится ли Эрншоу хотя бы в радиусе ближайших двух тысяч миль.
Менее чем в сотне футов под поверхностью холма, в совершенно другом окружении, Мак-Кейн, Скэнлон, Истамел и Сэрджент сидели, как кружок заговорщиков в какой-нибудь разбойничьей пещере. Круг желтого цвета выхватывал из темноты импровизированный стол из сдвинутых алюминиевых бочек и панели стен. Мак-Кейн развернул сверток, который оставил для них Рашаззи, и вынул оттуда два кусочка почерневшего изогнутого пластика размером с кредитную карточку, которые носили явные следы
За основу Рашаззи взял спаянные вместе кусочки пластмассовой бритвы голубого цвета, которую он нашел на складе. Защелку, с помощью которой пропуск крепился к одежде, он сделал из защелки авторучки, согнув ее по форме настоящей, которую Сэрджент как-то ухитрился оттиснуть в куске мыла. Для пластмассовой вставочки с микросхемой он взял кусочек пластмассы, срезанный с подставки черного шахматного короля. Потом он бросил свою работу на кучу тряпок, пропитанных спиртом и поджег. Ко всеобщему согласию, результат выглядел, как сгоревший стандартный общий пропуск. Истамел удовлетворенно хмыкнул и положил хрупкую вещицу на место.
– Хороша, - он взял вторую, и добавил: - Я не вижу препятствий. Эти подойдут.
– Рад слышать, - сказал Мак-Кейн, наклоняясь вперед.
– Может быть, ты скажешь нам, что вы задумали и зачем они тебе?
Турок оперся руками о край стола и обвел группу взглядом.
– Я знаю об одной ситуации, которая прекрасно для нас подойдет. Я доктор по профессии, физиолог. Я специализируюсь в регулирующих механизмах кровеносной системы. В Замке у меня привилегированное положение, потому что я согласился работать в лаборатории космического пространства, на оси. Они разрабатывают различные виды скафандров, исследуют условия и эффекты работы в открытом космосе, и тому подобное.
Он пожал плечами и оттопырил нижнюю губу, словно понимая, что ему необходимо как-то объяснить это.
– Это позволяет мне продолжать мою работу и не терять навыков и знаний. В определенной степени это помогает им и отвечает моим интересам, а раз так, то почему нет? Все мы в глубине души торговцы, не так ли?
Мак-Кейн коротко кивнул:
– Конечно, мы тебя поняли. И?
– В лаборатории работают русские гражданские. Доктора и техники со всей колонии. Большинство из них пользуются общими пропусками, которых достаточно для передвижения по всей колонии, за исключением некоторых специальных зон в Ландау и в Административном Центре, где требуются различные специальные пропуска.
Мак-Кейн и Скэнлон обменялись заинтересованными взглядами. Истамел продолжал:
– Я обратил внимание, что когда они переодеваются в халаты или рабочие комбинезоны, они часто оставляют пропуска на своей обычной одежде, которую вешают в шкафчике у входа в лабораторию. Теперь самая интересная часть. Через нижнюю часть шкафа проходит силовой кабель для компрессора и сварочного оборудования. Место под вешалкой всегда забито тряпками и коробками с черт знает чем. Теперь вы видите, что я имею в виду: если в этих кабелях случится короткое замыкание и они нагреются так, что загорится одна из этих коробок...
– Ты хочешь сказать, что оставишь там этот пакет и сделаешь так, что по крайней мере две куртки сгорят?
– сказал Скэнлон, кивая головой.
– Точно, - вмешался Сэрджент.
– А где гарантия, что кабель воспламенит сверток?
– поинтересовался Мак-Кейн.
– Такой гарантии не нужно, - ответил Истамел.
– Мы положим в сверток зажигательное устройство, его Рашаззи и Хабер смогут сделать. Потом мы устроим замыкание в электросистеме и накроем кабеля
Мак-Кейн подумал, но ошибок в плане не нашел.
– Вы справитесь с этим сами?
– спросил он.
– Что касается материалов, то это все, что лежит в шкафу. А вот электричество - в этом я не силен.
– Ну, если меня можно будет туда доставить, то этим я займусь, сказал Скэнлон.
– ИРА дает хорошую тренировку в подобных вещах.
– Но тебе туда не попасть, - ответил Мак-Кейн.
– Не уверен, не уверен, - задумчиво пробормотал Истамел.
– У нас работают и обычные заключенные, они доставляют материалы, выносят из лаборатории мусор и так далее. Если мы сможем доставить вас так...
– Не в обычаях Лученко делать одолжение, когда его об этом просят, а мой браслет не запрограммирован на допуск в ось, - ответил Скэнлон.
Они немного поспорили о разных способах, как доставить его туда, но ничего так и не решили. Затем Сэрджент вернулся к самому началу:
– Как насчет той схемы с обменом вставками, о которой говорил Рашаззи? Может быть, мы найдем кого-то, назначенного на работу в оси, и обменяем его вставочку в браслете на день отдыха? Может быть, так мы сможем доставить Кева в ось - со вставкой, запрограммированной для оси, в его собственном браслете.
– А охрана не заметит, что лица разные?
– спросил Истамел.
– Возможно, но маловероятно, - ответил Сэрджент.
– Они там не самые усердные люди и уж точно не самые сообразительные. Хотя риск есть.
Мак-Кейн вопросительно посмотрел на Скэнлона.
– Что ты думаешь, Кев?
– Ой, да почему нет? Я выделывал штуки и рискованнее. Конечно, я пойду.
– Ну, тогда все устроено, - заключил Мак-Кейн.
– Только давайте делать это, как можно скорее. Чем быстрее у нас будут пропуска, тем быстрее мы сможем двигаться. Я много чего хочу узнать об этой станции.
Тут он повернулся к Истамелу:
– Возвращаясь назад, вы говорили, что вы доктор-физиолог?
– Да.
– И вы помогаете разрабатывать космические скафандры?
– Да, в лаборатории космического пространства.
– Это очень интересно. Давай-ка я расскажу вам еще об одной вещи, над которой мы думаем. Может быть, вы сможете нам помочь...
36
Пола окончательно пришла у выводу, что русские просто не могут быть счастливы, иначе как не страдая. Если исходить из прочитанных ею поэтов, драматургов, писателей и историков, они выражали исключительно трагические чувства и прославляли самопожертвование, как часть национального духа. Еще одной неотъемлемой частью национального духа, был, очевидно, врожденный талант к сельскохозяйственным катастрофам. Крестьянские бунты были привычной частью жизни до революции, а сталинская принудительная коллективизация привела к голоду в таких масштабах, о которых можно было только догадываться. Потом шеф-поваром биологии с государственной поддержкой стал Лысенко, послевоенные неурожаи один за другим покрывались экспортом с злобствующего Запада; а здесь, на станции, три четверти сельскохозяйственных экспериментов в секторе Украина - между Тургеневым и Ландау - упорно проваливались.