Сибирский ковчег Менделеевых
Шрифт:
– Надо, надо поспать, чтоб завтра сонной тетерей не быть. Во сне сил накопишь, денек-то трудный будет, чай, не каждый день такое случается, – ответила няня. – Пойду и я к себе, а ты приляг, вот сон и придет.
Глава тринадцатая
…Иван Павлович проснулся от того, что первые солнечные лучи били прямо ему в лицо, освещая всю комнату ярким, праздничным светом. Незаметно для себя он уснул, сидя за письменным столом и сейчас, вскочив, долго разминал одеревеневшую шею, потом кинулся искать бритву, ощутив под рукой щетину на лице. Не прошло и часа, как он уже надел новый
– И куда это ты спешишь? – с улыбкой поинтересовался он. – Без нас все равно свадьбы не будет. Успеешь еще со своей невестой свидеться, у вас, как ни как, вся жизнь впереди.
– Просто не знаю, чем занять себя, – отвечал Иван Павлович, – волнуюсь, вот и встал пораньше.
– Я тебя понимаю. По-другому и не бывало. Ладно, проходи, присаживайся. Сейчас кликну кого, чтоб принесли нам что-нибудь перекусить.
– Знаешь, есть что-то не хочется. Скорее бы уж все закончилось, а то не по себе как-то.
– Нет, Иван, у тебя все только начинается и не скоро закончится. Крепись, брат, и это пройдет, как сказал очень давно один мудрый человек.
– Экипаж на сколько заказали? – присаживаясь к столу поинтересовался Менделеев.
– Как подъедет, тогда и узнаем…
Вскоре им принесли с десяток вареных яиц, свежий хлеб и кувшин молока. Пока они завтракали, неожиданно появился Лафинов. По его измятому лицу было видно, что накануне он, судя по всему, изрядно выпил и теперь его мучила жажда. Молча кивнув, он налил себе в пустую кружку молока, жадно выпил и спросил, облизывая губы:
– Скоро ехать? Может пешком проще дойти? Тут ведь рядом совсем…
– Никак нельзя – жениху пешком, а то придется потом всю жизнь на себе жену возить, – пошутил Гаревский.
– Неужто, правда? – удивился тот. – Тогда, конечно, придется ждать. Пойду на улицу, а то денек нынче жаркий, душно тут у вас.
Менделеев с Гаревским переглянулись, и со вздохами проводили его взглядами.
– Ведь говорили мне, чтоб не брал его дружкой на свадьбу, так нет, не послушал, – сокрушенно покачал головой Менделеев. – А он, как погляжу, что ни день, то под хмельком. И чего ему не хватает?
– А директору нашему, чего не хватает? Не скажешь? Пьет никак не меньше.
– Да… Я думал только мужики с горя или там от тоски из кабака не вылазят, а тут солидные люди, учителя и вот те на…
За разговорами не заметили, как прошло время, а когда солнце поднялось совсем высоко, и летний день вступил в свою силу, они услышали чей-то зычный голос и скоро к ним постучали. На пороге стоял принаряженный мужик, в котором Иван Павлович без труда узнал кучера, возившего их не так давно в Ивановский монастырь.
– Экипаж готов, – сообщил тот, придирчиво оглядывая комнату, где они находились. А потом неожиданно поинтересовался: – Здесь что ли с барыней жить собираетесь? Неуютно как-то у вас, по-казенному все…
– Не твое дело, дубина, – осадил его Гаревский, – иди лучше за своим конем смотри, а мы скоро будем.
Кучер, обиженный его словами, лишь сверкнул глазами и вышел.
Через какое-то время они втроем направились к дому Корнильевых, где на крыльце их поджидало десятка два разодетых празднично дворовых. Мужики и парни
– Эй, эй, эй! Вот не ждали мы гостей.
Коль хотите, проходите,
Только денежку кладите…
Накануне Кондратий успел договориться со своими сослуживцами, и они привели двух трубачей и барабанщика с инструментами, которые звуками полковой музыки поддерживали поющих, создавая неимоверный шум, от которого закладывало уши.
Гаревский и Лафинов расторопно одаривали ряженых казаков припасенными по этому случаю мелкими монетами и те, словно нехотя, получив каждый свою мзду, пропускали жениха и его дружек. Но неожиданно у самых дверей их встретили несколько пожилых баб с метлами наперевес. Они выставили свои орудия, как солдаты штыки и требовали изрядный выкуп за невесту. Мелкие монеты, что им были предложены, они принимать никак не желали, пришлось выложить серебряные рубли, после чего их впустили в дом.
Войдя внутрь, Иван Павлович увидел в глубине гостиной стоявшую в подвенечном платье Марию Дмитриевну, а рядом с ней Дмитрия Васильевича, с трудом удерживающего в руках большую потемневшую от времени икону в серебряном окладе. По лицу старика текли слезы, но он при этом радостно улыбался и негромко произнес:
– Хочу вас благословить, дети мои. Живите дружно и господь вас не оставит.
Тут не выдержала Маша и кинулась целовать его со словами:
– Батюшка, дорогой ты наш, спасибо тебе за все, жаль, что матушка наша не дожила до этого дня…
Иван Павлович обратил внимание, что его невеста выглядела бледной и несколько неуверенной в себе. К тому же ее свадебный наряд удивил его. Он отличался от всех, какие ему приходилось видеть до этого на других невестах, поскольку напоминал крестьянскую одежду и в тоже время на Маше он смотрелся празднично, подчеркивая стройность фигуры и смуглый цвет лица. Рядом стоял ее брат, а чуть позади Марфа Ивановна, утирая обильно текущие по ее лицу слезы.
Когда они вышли на крыльцо, то там их встретил дружный женский хор, исполнявший старинную песню, которую обычно пели на свадьбах:
Как над Иртыш-рекойЛетит лебёдушкаТеряет силушку,Роняет пёрышки.Пришла пора её,Где выбрать гнёздышко.Вот только ей однойНет сил свить гнёздышко,А перед ней стоитОх, бережок крутой,А позади кружитСоколик молодой.И нету, нету мочи-силНа бережок взлететь,А соколок младойЕё готов подсечь.Упала на берег бела лебёдушкаИ на речной песок пролилась кровушка…Ох, Маша, Машенька,Знать такова судьба,Что с женихом твоимТебя навек свела…