Сицилия – верное лекарство от хандры
Шрифт:
– Понятно. Ему удобно быть всегда ребенком.
– Да.
– Потому и женщины привыкли обстирывать только себя, а не мужа, - позавидовала я свободным итальянкам.
– До заключения брака ни одна уважающая себя итальянка не позволит сесть мужчине себе на шею.
– А у нас с этим гораздо проще. Женщины сами предлагаются в качестве бесплатной прислуги.
– Зачем?
– ужаснулась собеседница.
– А чтобы он почувствовал заботу, уют, любовь и никуда от нее не ушел.
– А ведь это, наверное, срабатывает, - поразилась она, - это же беспроигрышный вариант. Сразу от мамы к жене.
–
– А смысл тогда напрягаться? – не понимала нашей русской логики сицилийка.
– Гены, Лючия, гены. Мамы у нас точно так же себя вели, бабушки.
Она недоверчиво смотрела на меня. Я утвердительно покачала головой.
– Да и женятся у нас гораздо проще, некоторые успевают за год и жениться, и развестись. А некоторые и вовсе без регистрации рожают детей, расходятся, сходятся, снова рожают.
– А у нас бракоразводный процесс длится годами: три года перед разводом супруги должны пожить раздельно, потом начинается сам процесс. Он затягивается еще на три-четыре года. Зато законы у нас на стороне женщин, она почти всегда выигрывает при разводе. Бывший муж платит алименты и детям, и жене, пока она не выйдет замуж.
Холсты выдали и даже десять картин в багет оправили. Хозяин, наверное, подключил все свое семейство к этому мероприятию. Даже Лючия удивилась, что часть отдали. Я прикупила красок и большой мольберт. Договорились, что вернусь с новой партией картин через неделю, чтобы к этому сроку были готовы старые. И закажу у них холсты под Алекса, посмотрела, натянули они хорошо, лучше куплю здесь, чем время буду тратить на поиск новой мастерской.
По возвращении, Лючия унеслась вместе с картинами к отцу и уже к вечеру пригласили меня посмотреть, как они смотрятся в номерах. Пауло был очень довольный, на радостях произвел расчет за все маленькие картины для номеров и начал торопить с большими. Их планировала сделать всего четыре-пять, по сравнению с тем объемом, что я по-стахановски нарисовала за неделю, это приятная мелочь, типа десерта напоследок.
Василина вернулась уже в сумерках, сияющая от тихого счастья, но с легкой поволокой грусти во взгляде. Загадочная поплескалась в ванне и легла спать. Я в это время набрасывала контур, обставясь лампами, поэтому только поздоровались. Потом дни опять полетели очень быстро, за день получалось отрисовать только одну картину и, если оставались силы, начать делать набросок для следующей. Поддержание моей работоспособности легло опять на плечи Лючии. Я же с большим мольбертом мигрировала с общей столовой на веранду, с веранды в гостиную, с гостиной в парк. В один из дней, когда работала в парке, увидела рядом Марка.
– Привет, - удивилась его появлению.
– Привет, - махнул он головой и, по старой привычке, уставился, молча, на меня.
У меня подсыхала краска, разводить этот цвет больше не хотелось, поэтому я вернулась к работе. Через какое-то время обернулась, Марка не было. То ли привиделось, то ли действительно был. Лючия принесла обед и присела ко мне за столик, у нас уже традиция появилась – обедать и ужинать вместе, обычно молчали или Лючия делилась новостями дворца, а тут я ее спросила.
– Марк был? Или мне показалось?
– Был,
Ну и ладно. Лючия говорит, что не понимает этого человека, я его, надо признать, тоже не всегда понимаю.
С Василиной пересекались редко, видела её мельком пару раз – безумно красивую, легкую, а в глазах плескалось отчаяние. С большими картинами, к моему удивлению, я уложилась в срок, дорисовывая последнюю уже в ночи. Надо дать просохнуть ей, хотя бы полдня, чтобы отвезти в мастерскую для оправки в багет. С Лючией договорились на завтра с утра. Вторая половина дня у меня свободна, хорошо бы что-то придумать. Можно сходить на пляж позагорать, а то Васька уже притягательно бронзовая, а я все еще неуверенно песочная. Ну вроде все, сделала последний мазок, теперь все вымыть, высушить, запаковать и убрать до следующей оказии. Поняла, что жутко устала, но усталость была приятная, нарисовалась до одури. Прислушалась к себе - резерв еще остался, значит, кисти глобально паковать не надо, неделька-дней десять и снова потянет к мольберту. О-ё, мне же еще и эту громадину за собой тащить, Алексовский размер только на нее встанет. Черт, придется разбирать, в машину может и не влезть.
Пока я решала для себя прозу жизни обыкновенного художника в номер вплыла мрачная сера туча в виде Василины, она, не разуваясь, молча, проплыла до спальни. Я, вытирая кисти, с недоумением смотрела на сиё явление. Подруга подошла к кровати и бухнулась кулем, не раздеваясь, лицом вниз. Приехали. Я выждала полчаса, наводя порядок в гостиной, снова заглянула. Васька лежала в прежней позе. Она там жива? Подошла тихонько к ней, прислушалась – тишина. Ну ладно, подождала еще полчаса, завершила уборку, приняла душ, привела себя в ночной порядок. Снова подошла к подруге.
– Васёёёёён, - тихо позвала ее.
Тишина.
– Вааась.
– М-м-м-м, - невразумительное в ответ.
Разула ее, словно маленькую, Васька безвольно позволила снять с себя куртку, перевернулась на бок, подтянула коленки к подбородку, прикрыла полные слез глаза. Черт! Накрыла ее покрывалом с моей кровати, присела рядом на корточки и утешительно погладила по волосам, словно маленькую девочку, на что она всхлипнула. Черт!
Утром подруга была в том же состоянии и положении. Ваське надо отстрадаться и выплакаться, и затягивать все это нежелательно, потому как от длительности она впадает в жгучую депрессию.
– Васён? – позвала я.
Она открыла мокрые от тихих слез бледно-голубые глаза, затопленные до самых берегов болью. Это главное перетерпеть и не пойти у ее тоски на поводу.
– Пойдем завтракать? Или еще полежишь?
Страдание театрально прикрыло ее глаза.
– Там кофе стынет, и новые булочки специально для нас Лючия повара попросила испечь.
Мученица чуть-чуть приоткрыла глаза.
– Ты же не отвяжешься? – обреченно спросила она.
– Ну ты же знаешь!
– Ненавижу себя, - беззлобно сообщила мне.
– Это пройдет, - отмахнулась я.
– Я в душ, - Васька начала собирать свои конечности по кровати.
– Не-не-не, сначала кофе.
Мы с Лючией должны были выезжать через полчаса, а Васька могла в ванне зависнуть на час, а если еще начнет там стенать и страдать по своей несчастной доле, то и того дольше.