Сицилийские страсти

Лайонз Вайолетт

Понимая, что состояние столь интенсивного возбуждения не может длиться долго, Роберта умоляюще вскричала. И хотя в неразборчивых звуках нельзя было уловить никакого смысла, они говорили обо всем.

Неожиданно она очутилась в том блаженном раю, в котором уже и не мечтала побывать, испытав при этом такой восторг и потрясение, что на глазах ее выступили слезы. И когда Франческо обессиленно рухнул рядом, у нее хватило сил только на то, чтобы уткнуться лицом ему в грудь и неподвижно замереть.

Некоторое время спустя Франческо осторожно повернул

Роберту к себе лицом, запечатлев на ее устах долгий и нежный поцелуй. Тело ее было полно какой-то кошачьей истомы и насыщенности, достичь которых, как она полагала, не дано было никому.

— Как мне хотелось провести эту ночь с тобой, — нежно произнес Франческо. — Хотелось проснуться, держа тебя в объятиях, и знать, что все это не сон, не мечта о невозможном.

Почувствовав, как обмякло в его объятиях тело Роберты, Франческо посмотрел на нее. Все это пришло так неожиданно, как будто помимо его воли, — внезапное желание, страсть, переполнившие его эмоции.

Он понимал, что действовал слишком поспешно, вероятно даже воспользовавшись ее смятением, моментом наибольшей уязвимости, и именно это позволило ему вовлечь ее в отношения, гораздо более интимные, чем она, возможно, сама хотела.

С приглушенным полусмехом-полустоном Франческо широко раскинул руки, ощущая давно забытое блаженство обладания женщиной, лучше которой не было для него никого на свете. Да, наверное, и не будет… И замер, нащупав рукой что-то холодное, твердое, металлическое.

— Что за черт?

Это было спрятано под подушкой, высовывалась лишь малая часть цепочки. Вытянув ее, он повернул голову, чтобы рассмотреть получше.

Цепь. Толстая, тяжелая цепь с висящим на ней круглым золотым медальоном.

Мужская цепь.

Как раз такая, какую можно было представить на этой крысе Сайласе.

Кроме того, вновь повернув голову, Франческо уловил тяжелый мускусный аромат лосьона после бритья, которым до сих пор пахла наволочка подушки. Он немедленно узнал этот запах, стоявший в воздухе еще там, внизу, когда Сайлас прошел мимо него к двери. Разгоряченная до этого кровь словно застыла в его жилах. Всякое желание пропало моментально, сменившись холодной яростью, горьким пониманием того, что ему изменили.

— Франческо…

Роберта заметила происшедшую в нем перемену, да и как можно было не заметить? Ее руки замерли на его груди, вопросительный взгляд остановился на внезапно изменившемся лице Франческо.

— Что с тобой?

Он ничего не ответил, просто не смог выговорить ни слова и только поднял руку с зажатой в ней цепью.

Вся кровь отлила от лица Роберты, сразу ставшего пепельно-серым. Резко отпрянув, она неловко от поспешности соскочила с кровати.

Франческо чувствовал себя отвратительно: униженным, оскорбленным и взбешенным. Повернувшись длинным стройным телом, он спустил ноги по другую сторону кровати и поднялся с искаженным от ярости лицом.

— Чья она?

Спрашивать, разумеется, не было никакой необходимости. К чему подтверждать то, что было и так совершенно ясно.

Но надо было сделать хоть что-нибудь, что-нибудь сказать, неважно даже что.

Роберта избегала его взгляда. И если Франческо чувствовал себя прескверно, то ей было ненамного лучше.

— Ты… ты сам знаешь…

— Ответь мне!

Но у нее не было сил говорить. С неприятностью ощущая свою наготу, взлохмаченные и спутанные волосы, размазанную косметику, Роберта схватила лежащий на спинке стула сиреневый махровый халат и торопливо натянула на себя, обретя таким образом хоть некоторую уверенность в себе.

— Так чья же? — повторил Франческо с ноткой угрозы в голосе.

— Сайласа!

Ведь он прекрасно знает это, черт бы его побрал! Зачем же тогда спрашивать!

А вот что ему неизвестно — и о чем он не позаботился спросить, — так это то, что медальон оказался в ее постели только после того, как сегодня в ней Сайлас переспал… с Марией. И никогда, ни разу с ней, Робертой! Хотя именно это обвинение ясно читалось сейчас на лице Франческо.

И последующие его слова только подтвердили ее предположение.

— Сайласа — повторил он, словно выплюнул отраву. — Сайлас… твой любовник…

— Нет!

— Что ж, теперь, может, и нет. После того как развлекся с другой.

Мрачная ирония, прозвучавшая в его тоне, и демонический блеск в глазах потрясли Роберту до глубины души. Однако стоило Франческо опустить глаза вниз, на смятую постель, как все следы юмора, неважно черного или иного, мгновенно исчезли из его взгляда.

— Как ты могла? — Голос его звучал хрипло, очень требовательно и угрожающе. — Как, черт побери, ты только могла?

— Что ты имеешь в виду, Франческо? — Губы были так напряжены, что казались вырезанными из дерева, однако Роберта постаралась, чтобы фраза прозвучала как можно холоднее. — Ответь!

Если Франческо кажется, что она способна на то, в чем он ее обвиняет, пусть бросит эти слова ей в лицо. Она не собиралась оставлять ему шанс заявить впоследствии: «Я этого никогда не говорил».

— Ну же!

— Ты переспала со мной в постели, в которой обычно спишь со своим дружком! — бросил Франческо таким тоном, как будто хотел сказать: «Сама напросилась». — Простыни едва успели остыть…

— Оттого, что он лежал тут с той девицей!

Ее тошнило при одной мысли об этом.

— Так вот чего тебе было надо! Хотела использовать меня, чтобы отомстить на том же самом месте, на котором он предал тебя! Как это там говорится: око за око, зуб за зуб?

— Нет! Совсем не так! — Роберта чувствовала себя настолько плохо, что почти не соображала, что говорит. — И не смей делать вид, будто я затащила тебя в постель! Мы оба знаем, что все было по-другому.

— Разве? — По сравнению с яростью предыдущей вспышки, его голос звучал почти лениво. — О любви не было даже и речи. Все, что тебе было нужно, так это быстренько… — Короткий взгляд на ее лицо заставил его прервать жестокое заявление. — Словом, обыкновенная похоть, только и всего.