Сидоровы Центурии
Шрифт:
Савелич доставил Сергея Сергеевича в имение, когда уже почти стемнело. В холодных сенях, по данным, полученным от Савельича, его ожидали приехавшие в полдень из Киева мужик и баба, а с ними двое детей. У бабы, по словам Савелича, имелось письмо, которое она желала вручить ему лично в руки и отказывалась показывать кому-либо еще.
При появлении барина мужик и баба поднялись с лавки и низко поклонились. Сергей Сергеевич обратил внимание на их потертые овчинные полушубки, а затем перевел взгляд на двух испуганных детей — девочку и мальчика, обвязанных платками и шалями. После этого он выразил приказчику, появившемуся в сенях, свое крайнее неудовольствие:
Сергей Сергеевич попросил огня. Савельич немедленно принес свечи и Сергей Сергеевич, вскрыв конверт, прочитал следующее:
Мой милый Сергей! По настоянию врачей уезжаю в Ялту. Чахотка перешла в последнюю стадию. Наверное, проживу не более двух месяцев. Пожалуйста, позаботься о моих людях и моих детях. О Николае и Наталье я тебе уже рассказывала. Они — беглые крепостные князя Гагарина. Я снабдила их фальшивыми паспортами, и они в благодарность за это остались в моем доме слугами: кухаркой и конюхом.
Теперь о детях. Насчет отца Шуры врать не стану, так как в одно время с тобой встречалась с ротмистром Павловым. Время, сам знаешь, было какое: "Sur la guerre comme sur la guerre". Но, вот, Сережа — точно твой сын. Метрики детей — у Натальи.
После моей смерти ты должен показать это письмо известному тебе Мойше Хейфецу, проживающему ныне на Крещатике. Он выдаст тебе мои фамильные драгоценности по прилагаемой к письму описи, на которой проставлена его собственноручная подпись и печать их торгового дома. Это — единственное, что я могу оставить своим детям на их содержание и воспитание.
Прощай и не обессудь за то, что посмела обратиться к тебе, как единственному человеку, в честности и благородстве которого никогда не сомневалась.
Твоя Мари
Прочитав письмо, Сергей Сергеевич приказал Казимирову принять и разместить приезжих в соответствии с их статусом: Наталью и Николая направить к дворне, а для детей выделить отапливаемое помещение, накормить, приодеть и приставить к ним слуг. Приказчик принял его поручение к исполнению, а Сергей Сергеевич в сопровождении Савельича направился в охотничью гостиную.
Войдя в помещение, Сергей Сергеевич обомлел, так как вся обстановка показалась ему до боли знакомой. Большие окна в парк. Простенки между пилястрами затянуты холстом и расписаны клеевыми красками. Он узнал и прелестную картину, похожую на гобелен, которую с полным основанием можно было бы назвать "Охотничий рай".
У Сергея Сергеевича закружилась голова, и он сказал Савельичу, что очень устал и хотел бы прилечь. Камердинер постелил ему постель на большом диване, обтянутом бархатом, и помог раздеться. В охотничьей гостиной было так натоплено, что разжигать камин было совершенно ни к чему. И тут Сергей Сергеевич вспомнил, что охотничьего рога, который он должен бросить в открытый огонь, у него нет. Куда он мог его деть, он тоже не помнил. Он почувствовал, что с него ручьем полился пот, а сердце от волнения застучало так, что вот-вот должно было вырваться из груди.
Дрожащим от волнения голосом Сергей Сергеевич попросил Савельича выяснить, где его охотничий рог и, если он найдется, немедленно принести его в гостиную. Савельич удивился и пошел выполнять его приказ. За те полчаса, в течение которых камердинер отсутствовал, Сергей Сергеевич пережил столько
— Князь Сергей, кого приглашать на ужин? — с этими словами Савельич бесцеремонно посмел разбудить Сергея Сергеевича где-то в половине седьмого вечера.
— Как обычно, — ответил Сергей Сергеевич, и тут же спохватился: Как дети?
— Ваше сиятельство, — ответил камердинер, — ваши дети — в Овальном кабинете. Я осмелился прочитать полученное вами письмо и приказал достать для них из кладовки игрушки, которые вам и вашему братцу в детстве на Рождество дарили ваши родители.
— Савелич, ты — молодец! Переодень меня к ужину, и, пожалуйста, сначала, проводи меня к детям. Я хочу на них посмотреть, — сказал Сергей Сергеевич, до глубины души тронутый письмом неизвестной ему Мари.
Вместо ожидаемого гражданского костюма Савелич принес ему парадный военный мундир с орденами, о которых гражданские и военные чины второго десятилетия XIX столетия, не прошедшие Отечественной войны 1812 года и не участвовавшие в заграничных походах русской армии, могли только мечтать. Затем Савелич его причесал и смазал его усы и бакенбарды какой-то жидкостью, пахнущей лавандой. В таком виде Савелич проводил его в Овальный кабинет, держа в руках подсвечник с шестью свечами.
Дети сидели на полу возле рождественской елки и с увлечением играли в дорогие игрушки, которые принесли им приставленные к ним слуги. Сергей Сергеевич с умилением взглянул на две аккуратно заправленные кровати, которые дворовые приготовили детям для ночлега. Под кроватями, как полагалось в то время в хороших домах, стояли позолоченные ночные вазы с крышкой.
В Овальном кабинете было тепло, — также, как и в охотничьей гостиной, и поэтому дети были одеты легко: в одних ночных сорочках. Девочка играла в зверюшек и индейцев, а мальчик расставлял в каре оловянных солдатиков. Взглянув на рождественскую елку, Сергей Сергеевич вздрогнул. Нет, его испугала не венчающая ее вершину красная пятиконечная звезда, а кукла Щелкунчика, висевшая посреди ее лап. Что-то тревожное, напоминающее музыку известного балета Чайковского, насквозь пронзило его сердце.
Обнаружив упавшие на них тени, дети подняли на пришедших в Овальный кабинет людей глаза и вскрикнули. Парадный образ Сергея Сергеевича первоначально привел их шок, но затем они так обрадовались, что с криком: "Тятенька пришел!" — бросились к нему, схватили его за руки и на них повисли.
Сергей Сергеевич осторожно присел и позволил детям обнять его за шею. По его мнению, Шуре и Сереже было не более 12–13 лет, следовательно, родились они где-то в 1813–1815 гг. В какой обстановке и в каких условиях могли встретиться их родители: в объятых пожаром селениях, на военных дорогах, забитых обозами и беженцами, в лазарете или госпитале, — можно было только гадать. Но в физическом смысле это были точно дети 1812 года. В этот момент в Овальный кабинет вошли слуги, чтобы заменить перегоревшие на рождественской елке восковые свечи. Сергей Сергеевич пожелал Шуре и Сереже спокойной ночи и обещал прийти к ним еще раз, чтобы удостовериться в том, что они спят.