Сигареты и пиво
Шрифт:
Да ладно вам.
Я не боялся.
Я вытащил пушку. Это был большой крутой пистолет. Я сунул его в карман кожанки, которую легавые любезно согласились вернуть. Пистолет клацал и звякал, из-за разводного ключа. Это звук мне нравился. Я чувствовал себя профи. Разводной ключ нужен, чтобы защитить себя, но если выполняешь спецзадание, нужно нечто большее. Я стоял, клацал, звякал и думал о том, как пробраться внутрь, когда услышал какой-то звук.
Я присел и начал красться вдоль стены, колени хрустят, голова болит, живот ноет от того, что я хуй знает
Снова раздался шум — на стоянке, в кустах между стоянкой и Уолл-роуд. Хрустят ветки. Шуршат сухие листья.
Я пополз дальше, пригибаясь и прижимаясь к стене. Я ощущал холодную сталь в своей руке, поэтому был в себе уверен. Я забил на безопасность. Но я не тупой, не подумайте. Маленькое деревце неподалеку раскачивалось, хотя не должно было, ветра-то не было. Я перебежал на другую сторону двора и присел у стены, потом встал на цыпочки, глядя на дерево, выставил вперед пушку и втянул в себя живот. За спиной взревел мотор.
Я крутанулся на месте и чуть не наебнулся. Длинные лучи света упирались в начало переулка. Фары. Сюда сворачивает тачка.
Я перебежал переулок и схоронился за мусорными баками в углу. Там, конечно, воняло, но я и не такое нюхал. Когда я приземлился на жопу, мохнатые твари рванули в разные стороны. Терпеть ненавижу крыс, бля, но мысль о тюрьме Манджела я все равно ненавижу больше. Въезжает тачка, паркуется ровно по центру, водила глушит движок. “Капри” 1,3. Мотор от газонокосилки замолкает. Дверь открывается. Выходит телка.
Шмоток на ней нет.
Нога в гипсе.
Ни хуя же, говорю я себе. Тощая слишком.
Можно было сразу понять, что это Мона, достаточно посмотреть на лицо. На ней будто маска, пустая и сонная, а за маской что-то прячется. Она стоит у тачки, загораживая переднюю дверь. Из двери высовывается нога, дает Моне пинка под зад, она падает на асфальт. Она смотрит в сторону, лицо у нее перекошенное и несчастное, коленки ободраны, нога сломана, и так далее. Но потом лицо снова становится пустым и сонным, а за ним прячется что-то еще.
На гравий спускаются ботинки. Встает чувак — это Дубина.
Потом из той же двери появляется Ник Как-его-там.
Нобби вылезает с водительского места.
Ник встает рядом с лежащей Моной, смотрит на нее и трясет головой. На нем кожаное пальто, аж до пола. Ему оно не идет. Но Нику Как-его-там ваще никакая одежда не идет.
— Подними ее, — говорит он и идет дальше, он явно недоволен. — Затащи ее внутрь. — Он идет к задней двери и заходит.
Нобби бежит за ним, придерживая дверь, чтобы она не закрылась. Он держит дверь для Дубины, который поднял Мону и развернул ее лицом к себе, как будто он ее ебет. Только он не может ее ебать,
Дверь, закрываясь за ним, начинает скрипеть, предупреждая меня, что это мой последний шанс, все, иначе мне светит тюрьма Манджела. Я вскакиваю и выбегаю из-за баков, ни один не задев. Дверь в “Хопперз” визгливо скрипит, все еще предупреждает. Двадцать ярдов я пробегаю без проблем, поэтому до двери добираюсь только так, там всего ярдов десять. Тихо и аккуратно просовываю ногу в дверь.
Потом какое-то время стою — не шевелюсь и почти не дышу. Пусть они зайдут в зал, разместятся, нальют себе выпить, закурят, ну и так далее. Я ж профи. Я Клинт, и я заметил бандитов.
Смотрите и учитесь.
“…девяноста восемь, девяносто девять, сто”, — бормочу я себе под нос. Очень тихо открываю дверь. Вообще, эта дверь — тварь скрипучая, но у меня она не скрипит. Я заглядываю внутрь. Свет, идущий из зала, освещает пол и несколько стульев. Я слышу, как кто-то стонет и как кого-то трахают. Стон-трах-стон-трах, типа того. Я вхожу, подняв пистолет.
Жду, пока дверь тихо и медленно закроется, потом у меня появляется одна мысль, и я лезу в карман кожанки.
Достаю разводной ключ.
Но в этот раз не для того, чтобы вышибать людям мозги. Я сажусь на колени и засовываю разводной ключ в дверной проем, чтобы дверь не захлопнулась. Насколько я понял, замок сломан, а мне, возможно, придется выбираться отсюда на всех парах.
Видите? Во мне был Клинт. Клянусь, был.
Оказывается, это Нобби ебет кого-то, пыхтит и стучит. Я это знаю, потому что это не может быть Ник. Не спрашивайте, почему, я знаю, что не Ник Как-его-там пялит Мону, знаю, и все тут. Он не такой, типа того. И знаю, что это не Дубина, потому что он передо мной, идет по залу и медленно поворачивает голову в мою сторону.
— Эй, — говорит он, заметив меня и замерев на месте. — Эй ты, ебан…
Но тут он затыкается. Потому что я в него стреляю. Я убиваю его, пустив ему пулю в голову. И не понимаю, что делаю, пока не убиваю его. Курок нажат, пуля вылетела, его голова разлетелась. То есть, ее больше нет, ну, у него на плечах, в смысле. И вот он стоит без башки, руки тянутся к дубинке, и кровища хлещет, как помои, которые выливают на задний двор. Руки и ноги у него дрожат, но он все равно достает дубинку и проходит по деревянному полу пару ярдов. И только потом падает.
— Ебаный в рот, — говорю я, глядя на волыну. Плим сказал, что это мощная штука, но все равно, ни хуя себе.
Больше трахов-стонов не слышно. Слышно только, как чьи-то ноги скользят и кто-то скулит. Скулит Мона, но звук тихий, как будто ей рот заткнули полотенцем или еще чем. Она пытается кричать, но у нее ни хуя не получается. А ноги скользят у Нобби, потому что он пытается спрятаться, пока я до него не добрался. Но никуда он не денется. У меня есть пушка, очень мощная пушка. Я захожу в “Хопперз”, большой и крутой, вооруженный крутым пистолетом.