Сигнал из космоса

Занднер Курт

Я произнес эти слова достаточно громко, чтобы профессор услышал. А может, просто угадав мою мысль, он ответил так, словно обращался к кому-то третьему, стоявшему у окна:

— Об этической стороне вопроса я судить не берусь. Это всегда остается делом собственной совести. Но я со своей стороны еще раз, и настойчиво, советовал бы…

— А какова вторая возможность? — спросил я тихо-тихо.

Его тон сделался еще деловитее. Голос зазвучал резко, когда он, обхватив указательный палец, ответил:

— Вторая

возможность состоит в том, что я вас выпишу, выдав свидетельство о вашем полном психическом здоровье. Поймите меня правильно! В последнем случае я не напишу, будто мы вас здесь вылечили. Не говоря уже о том, что я лично такое утверждение считаю грубой ложью: излечение душевно больного в столь короткий срок вообще вещ невероятная. И поэтому я вынужден был бы эявить, что ни на одну минуту не возникало сомнений в ваше полном психическом здоровье и отсюда вашей полной ответственности за все, что вы говорите и делаете. Надеюсь вам ясно, какие это могло бы иметь для вас последствия и что, вероятно, ждет вас за воротами этого заведения. Причем тогда я уж не смогу вам ничем помочь. Вы оказались бы всецело предоставлены вашей собственной судьбе.

Я поднял руку, но профессор не дал мне говорить:

— Нет, не торопитесь с решением! Обдумайте все спокойно. Время еще есть. До завтра, даже до послезавтра, — сказал он и поспешно вышел, будто опасаясь, что я, пользуясь его присутствием, приму необдуманное решение и на него падет хоть часть ответственности за последствия.

Я раздумывал очень долго. Среди ночи не улежал в постели, встал и поднял на окне жалюзи. Теперь я мог себе все это позволять, не спрашивая согласия персонала.

По небу над голыми деревьями сада проносились клочья облаков. В черной дыре, не закрытой ими, полоскался месяц, брызгая серебром. Синеватым, холодным светом поблескивали одна-две звезды. Я долго на них смотрел. Неужели я им изменю?

Наконец около полуночи я принял решение.

"Мало знать и быть разумным, — надо еще иметь мужество бороться и страдать за разум".

Я будто слышал эти слова моего старого наставника, меня мучил страх, как бы не заколебаться опять, как бы не сделаться снова жертвой сомнений и страха. Нет, надо действовать немедленно, откладывать нельзя!

Я подбежал к кровати и стал изо всех сил жать на кнопку звонка. Минут через пять прибежала дежурная сестра и зажгла в палате свет.

— Что случилось?

— Господин профессор еще в больнице? — спросил я.

— Кажется, он еще работает у себя в кабинете. Но вам-то зачем…-проговорила она в недоумении.

— Позовите его немедленно; скажите ему, я прошу его ко мне прийти! — я почти приказывал.

Она сначала удивленно на меня посмотрела, потом очень рассердилась.

— Что это вам вздумалось? Или вы… — Она охотно сказала бы "спятили", но вовремя прикусила

язык: в разговорах с обитателями этого дома такие выражения не допускаются. — Хороша я буду, если так поступлю! Профессор даст мне взбучку! Если вам что-то понадобилось, я могу позвать дежурного врача, даже старшего врача. Но профессора, в полночь! Боже правый, что это вам взбрело в голову?..

Я прервал ее гневные излияния угрозой:

— Хорошо, не зовите. Но в таком случае я буду звонить не переставая, а если и это не поможет, устрою такой скандал, что вы не обрадуетесь. Повторяю вам в последний раз, позовите ко мне профессора!

Кончилось тем, что она, метнув на меня яростный взгляд, сдалась:

— Хорошо, попробую это сделать! Но потом пеняйте на себя.

— Обо мне не беспокойтесь. Идите! — выпроводил я ее из палаты.

Не прошло и четверти часа, как ко мне вошел профессор. Он был удивлен и немного рассержен.

— Вы хотели во что бы то ни стало со мной говорить? Чуточку поздновато! Я уже собирался ехать домой; сегодня у меня был напряженный день.

— Простите меня, — сказал я, — но дело действительно не терпит отлагательства. Я только хотел вас попросить отпустить меня завтра же утром. Это возможно?

Он вздрогнул от неожиданности. Не было сомнения, что он меня сразу понял, потому что не упрекнул ни единым словом за то, что я обратился к нему с просьбой в этот полуночный час. Да! Несмотря на разницу в нашей внешности и в общественном положении, мы с ним — родственные души…

— Хорошо, — сказал он деловито и холодно. — Я дам соответствующее распоряжение администрации, и завтра, еще до полудня, вы сможете уйти.

Он не сделал больше ни малейшей попытки меня отговаривать, не высказал никакой оценки, ничего. Для него, как и для меня, все было ясно.

Вдруг он подошел ко мне и протянул руку.

— Господин доктор Вульф, желаю вам всего хорошего! Прощайте! — и поспешно вышел из палаты.

На следующее утро потребовалось больше часа на выполнение формальностей. Наконец около десяти часов с моим чемоданчиком в руке я вышел из ворот больницы.

Был холодный туманный день. В саду капало с голых ветвей, но мне казалось, что от земли уже немного пахнет весной. Клиника находилась почти за городом — в отдалении вырисовывались контуры башен и крыш, серых и безмолвных в тумане. Все выглядело угрюмо, почти зловеще. И вдруг, всего на несколько мгновений, проглянуло из-за туч солнце, и его золотой свет косыми полосами лег на мостовую.

Я постоял немного в полосе солнечного света, как на маленьком дружественном островке. Но нельзя же было оставаться здесь до бесконечности…

Бороться за разум…

Я глубоко вздохнул и твердым шагом пошел к угрюмому городу, в туманную мглу…