Сигнал сбора
Шрифт:
Из тех людей, что он видел, многие выглядели истощенными, их лица были бледны, а одеты они были в жалкие лохмотья. Подумав о том, как помочь всем этим людям решить проблемы пропитания, санитарии и здоровья, Эмил почувствовал себя беспомощным. Несомненно, их врачи режут больных, привязывая их к столам, не моют рук и используют покрытые коркой крови инструменты. Если он попытается предложить им свои методы, они наверняка его повесят, потому что новые идеи будут восприняты как колдовство.
— Какая странная красота, — прошептал Эндрю, обращаясь
Прежде чем тот успел ответить, раздался стук в дверь. Эндрю сделал знак Эмилу, тот подошел к двери и отодвинул засов.
Это был Калинка.
— Спали хорошо, да? — поинтересовался крестьянин, входя в комнату с широкой улыбкой на лице.
Эндрю в ответ кивнул. Калинка внимательно посмотрел на Эмила, и на его лице появилось понимающее выражение, какое бывает у человека, любящего выпить, при виде жестокого похмелья друга.
Явно наигранно Калинка прижал ладони к вискам и застонал.
— Заткни глотку, — выдавил Эмил, отворачиваясь.
Калинка вышел вон, подозвал кого-то кивком и снова вошел в комнату. Вслед за ним появилась молодая девушка шестнадцати или семнадцати лет, которая внесла поднос с чашками и дымящимся чайником. Она была одета в простое белое крестьянское платье с высоким вышитым воротом и с синей каймой. Под платьем, плотно облегавшим талию, скрывалась стройная девичья фигурка. Из-под простого белого платка виднелись соломенные волосы. Испуганно улыбаясь, она вошла в комнату, ее глаза были такими же голубыми, как у Калинки, высокие скулы, полные губы и насмешливое выражение лица так напоминали переводчика, что Эндрю сразу понял, что это его дочь.
Улыбаясь, Эндрю поклонился девушке, отчего та тут же вспыхнула и спрятала глаза.
Продолжая улыбаться, Эндрю показал на Калинку, а потом на молодую девушку.
— Дочь?
— Da, э-э, да, Кейн. Дочь. Таня.
Эмил сделал шаг вперед и так же церемонно поклонился, к немалому удовольствию Калинки и смущению Тани. Выпрямившись, он перекосился от головной боли, застонал и потер виски.
Заговорщически подмигнув, Калинка похлопал Эмила по плечу. Засунув руку за пазуху, он вытащил глиняную бутыль, открыл ее и вылил несколько капель в одну из чашек с чаем.
— Что это, опохмелка? — поинтересовался Эмил, беря чашку. Попробовав обжигающее варево, он что-то проворчал и быстро все выпил.
Калинка выжидающе на него посмотрел. Внезапно лицо доктора прояснилось.
— Черт бы меня побрал, — воскликнул он. — Там есть какой-то сок, это точно, и что-то еще. Не знаю, что это, но головную боль как рукой сняло!
Эндрю отхлебнул из второй чашки и, к своему удивлению, через несколько минут почувствовал себя совершенно свежим и полным сил.
— Выглядите хорошо, — улыбаясь заметил Калинка, — Теперь видите Ивора, говорите мир.
— Давайте покончим с этим, — ответил Эндрю. — Мы и так уже слишком долго находимся вне расположения полка. Я хочу сегодня вернуться, иначе Пэт со всеми ребятами заявятся сюда, чтобы вызволять
Не без помощи Калинки нацепив саблю, Эндрю подошел к окну.
— Сержант Шудер, мы отправляемся на встречу.
— Будьте осторожны, сэр, — сказал Ганс, понизив голос.
— Если запахнет жареным, выстрелите в воздух, и мы с парнями придем на помощь. Все будет в порядке, Ганс.
Это был совсем другой тип войны, и он видел, что Гансу больше всего на свете хочется быть рядом со своим полковником, сжимая в руках карабин, а не ожидать в неведении на улице.
— Мы просто немного поблефуем, Ганс. Они и так уже напуганы нашим оружием. Не беспокойся, я скоро вернусь.
— Береги себя, полковник, — сказал Ганс, и, к немалому удивлению Эндрю, слегка похлопал его по руке.
Эндрю не удержался от улыбки при виде такого нарушения субординации, какого Ганс не позволял себе с тех пор, как не сдержал слез в госпитале под Геттисбергом.
— Ладно, Калин, пошли.
Еще раз поклонившись Тане, он вновь поразился ее красоте и заметил, как отец весь просиял от гордости за то, что Эндрю оказал внимание девушке ее положения.
— Они сейчас там, беседуют с ним, — сказал Михаил, не скрывая своего отвращения.
— Итак, сын мой, тебя это беспокоит?
— Надо с этим кончать! — воскликнул Михаил, смотря прямо в глаза Патриарху.
— Разумеется, — кивнул тот и сделал знак своему личному секретарю Касмару налить еще чаю. Затем он жестом отослал священника из комнаты.
— Рад слышать, что у святой Церкви есть такие горячие сторонники, как ты, Михаил, — продолжил он, осеняя медведеподобного воина крестом и указывая ему на кресло рядом с собой. — Хорошо, что ты в последние дни часто приходишь ко мне поговорить. Я вижу, тебя гнетет неразумное решение твоего брата заключить мир с этими синими дьяволами.
— Многие думают, как я, — порывисто ответил Михаил. — Мой брат сошел с ума. Даже если эти демоны — люди, они все равно чужаки и поэтому подозрительны. Они крестятся наоборот и тем самым оскорбляют тебя и нашу святую Церковь, а Ивор заключает с ними соглашение!
— Гнусное дело, — проскрежетал зубами Раснар.
— С тех пор как Ивор получил этот дьявольский дар, который исцелил его слабые глаза, он как будто зачарован этими синими.
— Может быть, этот дар и свел его с ума? — предположил Патриарх.
Раснар не сводил взгляда с воина. Конечно, они оба понимали, к чему ведет их игра. Будучи незаконнорожденным, Михаил не имел никаких прав на трон верховного боярина — по крайней мере, пока был жив его брат. Его участившиеся появления в палатах Патриарха означали, что Михаил ищет союзника.
— Ты ведь понимаешь, — медленно произнес Раснар, — я часто желал, чтобы все было иначе.
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Михаил.
— Мне всегда казалось, что вашему отцу следовало пойти к алтарю с твоей матерью, а не с матерью Ивора.