Сигрид Унсет. Королева слова
Шрифт:
Один финский друг и писатель уже показал ей свое «убежище» в соседнем штате — в Массачусетсе. Там, в Беркшире, в захолустье Монтерей, находилась небольшая уютная гостиница. И вообще, если бы не война, которая забросила ее сюда, она чувствовала бы «себя просто счастливой, как никогда», написала она сестре в Стокгольм, обнаружив «такой очаровательный уголок земли, как Беркширс-Хиллс». Осень уже окрасила все вокруг своими пастельными тонами, владельцы гостиницы сердечно приглашали ее приезжать почаще. Значит, следующим летом сюда можно будет вернуться, подумала она и только тут вспомнила о сетере Крекке или Рондских горах.
Унсет
Ближе к концу ноября она вернулась в Сан-Франциско. Когда Берит Хейердал-Хансен присоединилась к ней, чтобы продолжить путешествие вместе с Сигрид Унсет, она была облачена в элегантную шубку и шляпу. Счастливая и восторженная, Берит попрощалась с родителями, с четырьмя братьями и сестрами, которые стояли на перроне и махали им вслед. Договор предусматривал, что она будет делить квартиру с Сигрид Унсет, выполнять обязанности секретаря и личного помощника и немного готовить.
По пути в Нью-Йорк они решили заехать в Вашингтон. Сигрид Унсет непременно хотела посетить Арлингтонское мемориальное военное кладбище. Только теперь Берит поняла, какую драму переживала эта сильная воинственная женщина. Сейчас она склонилась у памятников и надгробий и выглядела как самая обычная мать, которая скорбит по своему сыну. И хотя Сигрид Унсет всегда подчеркивала: «Лучше уж я буду оплакивать своего сына…», — было ясно, что гибель сына для нее страшная потеря, всю горечь которой она почувствовала именно здесь. Бесконечные ряды крестов и надгробий и невероятные масштабы самого кладбища произвели на нее неизгладимое впечатление. Казалось, кладбище столь же велико и необозримо, как ее горе.
Впрочем, после первых докладов Унсет пришлось испытать не только позитивные эмоции. Иногда вслед за ее выступлениями в прессе появлялись довольно вялые отклики. Случалось и так, что люди вставали с мест и уходили, потому что не понимали ее неразборчивый английский, с сильным норвежским акцентом. Она вообще ничуть не заботилась о том, чтобы произносить слова с правильным ударением. Например, столь часто произносимое ею слово «democracy» имеет ударение на букве «о». Сигрид Унсет же постоянно говорила «демокр'eйси». Правда, ее агенту удалось убедить ее время от времени посещать фонетиста.
Ее печатные статьи также довольно часто удостаивались весьма резких и критических откликов. Кэрол Хилл откровенно заявила ей, что ее английский слишком плох, и вернула статью, которую Унсет намеревалась опубликовать в журнале «Ридерс дайджест». Незадолго до этого аналогичная статья о ее вынужденном отъезде с родины печаталась в журнале «Лайф». Так же решительно Кэрол Хилл уведомила ее, что Хансу следует сосредоточиться на учебе, и если он не будет вести себя как положено, то его отчислят из Гарварда после окончания испытательного срока.
Неужели опять ее донимали две давние довоенные проблемы: деньги и Ханс? За турне, которое
Как-то она сказала Кнопфу:
— Мне придется выпустить новую книгу, но ни одна из тех двух, что я уже начала писать, не годится.
Постояльцы отеля «Маргарет» жили очень экономно и просто. Верит раздобыла передвижной кухонный шкаф, его водрузили прямо над ванной, в ванной комнате готовилось большинство ужинов. Только завтракали они в кафе, в отеле через дорогу. Сама Унсет считала, что ее слишком часто приглашают на ланчи, и все же редко отказывалась от приемов. Это были ланчи со скучной едой и скучными людьми, жаждущими поглазеть на знаменитость. «Нет ничего хуже этих дамских ланчей, — писала она Рагнхильд. — Эти клубные дамы и дамские клубы не так уж и занятны». И все же ее довольно часто можно было там встретить. Она не отказывалась ни от чего, если только это могло помочь «делу»: заставить Америку пробудиться и подхватить знамя борьбы с нацизмом.
Время от времени Унсет все же приходилось отвлекаться от чисто пропагандистской деятельности, она посещала университеты и читала лекции о литературе. Причем делала она это с большим удовольствием. В этой среде люди держались более терпимо, их не смущали ее резкий тон и манеры. Здесь она встречала одаренных студентов, литераторов и профессоров — и с ними чувствовала себя как дома. Поздней осенью она побывала в Северной Каролине, Кентукки, Пенсильвании, Бостоне и Вашингтоне, где встретила кронпринцессу Марту — они немного поговорили о Нини Ролл Анкер.
Приближалось Рождество, и Унсет, конечно же, очень хотелось отдохнуть от поездок и выступлений.
— Мне бы надо приобрести «Рождественские повести» Диккенса, — сказала она Берит в канун праздника. — Я всегда читала их своим детям в сочельник.
Рождество на этот раз отмечали очень скромно. Ханс приехал из Гарварда, Берит предстояло впервые встретить Рождество вдали от дома. Для Сигрид Унсет это было вообще очень непривычное Рождество: первый раз без Андерса, первый раз она в качестве беженца вдали от дома, в Америке. И хотя само по себе Рождество обычно не вызывало у нее особых сантиментов, но торжественная ночная месса в католической церкви настроила ее на лирический лад. Как нельзя кстати оказался и рождественский привет из прошлого — из Швеции она получила письмо, в котором ей сообщали, что ее стихотворение «Улица Стенсгатен» опубликовано в «Книге для школьного чтения Нурдаля Рольфсена» и ей причитается гонорар — 100 крон.
— Ступайте, вам не мешает немного развлечься, — сказала она Хансу и Берит накануне Нового года. И они отправились в Манхэттен, через мост.
На январь 1941 года выпало несколько поездок. А в конце месяца Унсет получила неожиданное приглашение. Не могла бы она в Нью-Йорке прийти на ужин к Уилле Кэсер? В свое время Кнопф познакомил ее с книгами Кэсер, сама она позаботилась о том, чтобы о творчестве Кэсер узнали в Норвегии: роман «Люси Гейхарт» перевела ее сестра Сигне, а сейчас через Кнопфа они наладили прямые контакты. Сигрид Унсет не терпелось повидаться с женщиной, которая была на девять лет старше ее. Кэсер со знанием дела описывала жизнь на Среднем Западе и многое знала о католичестве.