Сикстинская мадонна
Шрифт:
– Залетай давай, пилот, скорее, – Балайкин пригласил, и влез тот, поздороваться забыв с чекистом, так испуган летчик был серьезно. Настороженно и тупо глядя, весь напрягся, угадать стараясь, угодил где под колпак тяжелый грозных рыцарей плаща-кинжала.
Чуть отъехали затем и стали. Особист задал вопрос:
– Скажи мне, капитан, прошел вчера наряд как?
– Как обычно.
– А помощник как твой службу нес?
– Обыкновенно тоже.
– Не заметил ты чего такого необычного за ним?
– Нет, вроде. – И пилот насторожился, ушки на макушке
– Хорошо, тогда вопрос конкретный: от Емелина за время службы не заметил запашка случайно?
И как только особист про запах речь завел, так отлегло от сердца у пилота. Робкий мыслей шепот, с облегчением, с надеждой тайной констатировал тот факт, что просто двухгодичник-лейтенант нажрался и по-пьяни намолол чего-то несоветского, балда дурная. И теперь вот особисты ищут с кем и где, когда и как пил олух.
Уяснив себе, что страх напрасен. Правый летчик сделал вдох глубокий и, из пушки кормовой как будто рубанул скороговоркой длинной:
– Если думаете, что в наряде с лейтенантом выпивать позволил, это зря! Я никогда на службе сам ни-ни и, упасите боже, подчиненному чтоб дал повадку! У меня не побалуешь очень. На дежурстве то, что был порядок, подтвердит вам комендант, а также патрули, и комендантской роты рядовые. Вы их, надо если, допросите. Все расскажут четко, что с помдежем мы вчера не пили.
И умолк правак, чекист же, глядя на пилота с укоризной, молвил:
– Хорошо, но ты, Талдыкин, вспомни. Может быть чего заметил все же, необычное?
Пилот подумал, нос ладошкой почесал и:
– Вспомнил! – громко хлопнул по коленке, – вспомнил! Ни на ужин не ходил Емелин, ни на завтрак и обед. А что так? Я вот этого уже не знаю. Может было с животом чего-то? Может нет. Но я считаю это отклонение от нормы явно.
– Ну, спасибо, хоть на этом. Ладно. – Балалайкин проворчал. – О нашем разговоре никому ни слова. Брать подписку от тебя не стану. Но в виду имей, он неспроста был… Что до штаба довезти обратно?
– Нет, не надо, сам дойду. Чего тут. Прогуляюсь чуть полетов после. Вы езжайте, дел поди по горло.
И расстался особист с пилотом.
Балалайкин развернул «УАЗик» и, подумав чуть, свой путь направил к оружейной эскадрильи третьей.
Оружейная. В ней дверь открыта. Полчетвертого. Один на месте Зачепило. Он читает книгу.
Подполковник: «Молодец! – отметил про себя. – Читает книжки, видишь, средь военных что сегодня редкость. Значит, будет разговор культурный, не такой, как с капитаном только…»
В дверь раскрытую вошел неспешно особист и:
– Зачепило, здравствуй! – поприветствовал с улыбкою теплой.
Оторвался капитан от чтенья, резко встал и, натянувшись стрункой, громко:
– Здравия, – сказал, – желаю!
А ему тот дружелюбно руку протянул свою, как друг хороший, не такой с кем на макушке ушки вострО надобно держать не съел чтоб .
– Как, товарищ Зачепило, служба? – обратился особист с вопросом.
– Все нормально.
– А нормально если, это все у вас на месте значит?
– Ничего. Так разве б вы не первый о пропаже от меня узнали?
– Это точно. А скажи Емелин брал оружие вчера?
– Так точно. Он помдежем шел в наряд, в который без оружия нельзя, известно.
– Ну и сдал?
– Конечно, сдал! А как же? Коли нет, так я б забил тревогу!
– А сличал ты номерочек с книжкой?
Зачепило побледнел. Конечно, не сличил он номерок. И так их оружейники сличают редко, а при вони, что была, понятно, уж совсем не до сличений было, и почуял капитан подставу. «Двухгодичник-то принес вонючий пистолет. А для чего? А чтобы оружейник не подумал даже поглядеть на злополучный номер!» – Зачепило заключенье сделал.
«Ну и хлюст! – мозги терзали, мысли, – это надо же, в полку неделя, а сексот уже чекистов штатный! Нет, я зря его вчера, собаку, не отделал, все б страдать со смыслом», – колотило в голове тяжелой.
В тике нервном заходили веки: сильно правое и чуть поменьше то, что левое. Щеку при этом повело, перекосило в страхе побледневшее лицо, и пулей к пирамиде капитан метнулся, к той, где Лешин пистолет хранился. Он схватил его и сверил с книжкой номер, выбитый на стали черной, и вздохнул – все совпадало точно.
Зачепило удивленным взглядом посмотрел на особиста, что, мол, мне горбатого, товарищ, лепишь? Что морочаешь мозги впустую?
Балалайкин же с улыбкой только головою покачал и очень назидательно сказал, серьезно:
– Эх, Витек! Ну разве так вот можно службу ратную нести? Нет, братец. Относиться так к делам серьезным, разумеется, нельзя, дружище. Раз единственный решил проверить, сохраняете вы как оружье, и вот на тебе сюрприз тот час же. Ну да ладно, раздувать не стану я пожар большой, но ты гляди мне, намотай себе на ус, красавчик, в раз другой уже спускать не стану.
На лице у Зачепило тики поутихли, но однако сердце из груди не вылетало чуть ли, билось так что Балалайкин слышал. В пол уставившись понуро взглядом, приходил в себя с трудом помеха. А чекист ему вопрос:
– Скажи мне, Виктор Игоревич, не заметил за Емелиным вчера чего ты нестандартного? Ничем не пахло, нехорошим, от него, когда он приходил к тебе сдавать оружье?
– Не заметил? Не заметить как же вообще такое можно было? – возмутился Зачепило страшно. – Этот хлюст полувоенный, чертов, появился аж под восемь только, негодяй, когда в четыре должен. И разило от него так, будто три недели откисал в сортире. Запах мерзкий исходил от типа, да такой, что я сознанья было не лишился, лишь почуяв только. Хорошо успел раскрыть окошко, а не то была труба бы точно. Идиоту я сказал, на пол чтоб пистолет ложил и дергал к шуту. Коль не запах, Николай Петрович, я б студенту надавал по шее. Шалапут мне перепортил праздник. Обмывал звезду правак, а я вот не попал к нему. И все ублюдок недоделанный оболтус этот. Значит, весь мой экипаж гвардейский тянет водочку, грызет колбаску, ну а я сиди и жди мерзавца. Разве мало, чтоб побить за это?