Сила и Справедливость
Шрифт:
В комнате я первым делом подошла к тумбе-инвалиду, у которой отсутствовала одна ножка. Одной дверцы тоже не было, и кучка доисторических видеокассет, покрытых пылью, была видна как на ладони. Я взяла верхнюю коробочку – аккуратно, с краешку, двумя пальцами.
– Видите?
Арефьев пока ничего не видел, но распорядился снять отпечатки с коробки. Затем спросил:
– Ты это по приколу или как?
– Нет. На ней пыли меньше – это раз. Посмотрите на картинку – это два.
– Ну, «Том и Джерри». Смотрел по молодости. И что? – Арефьев выразительно вздохнул, мол, чего ты хочешь от меня,
– А то, что если вы смотрели, то сами знаете, откуда львиный рев.
– Не понимаю.
– «Метро Голдвин Майер»! – с радостью провозгласил Максим, которого и вынудили снимать отпечатки.
– Именно! Там же в первые секунды перед каждой серией рычит лев! Неужели вы не помните?
– Хм… Ну допустим. А ты думаешь, что эта хрень в бомжатнике работает, что ли?
– Так давайте проверим!
Вилка проигрывателя была включена в розетку, в углу горел маленький светодиод, показывая, что прибор готов к работе. Удивительно, но в «бомжатнике» до сих пор не отключили электричество, по всей видимости, уехав за границу, владельцы продолжают платить по счетам.
Я нажала на кнопку, выдвинулся считыватель кассет. И он был, как и ожидалось, отнюдь не пуст. Я сперва ничего не заметила, просто взяла черную кассету, и это уже Максим указал на мои ладони.
– Смотри!
– Это кровь, – вторил ему Арефьев и, осторожно взяв у меня из рук предмет, покрутил под УФ-лампочкой. Под нужным углом мы прочитали еще одно послание – кровавое на черном фоне. Всего лишь одна цифра.
«6».
– Шесть? Что это значит? – Петрович так смотрел на меня, будто у меня были все ответы.
– Я не знаю. Шестое чувство?
Арефьев нахмурился. Ему явно не нравился мой сарказм, тем более в таких обстоятельствах. Но выбирать, с кем сотрудничать, ему не приходится. Бери что дают, как говорится. Учитывая, что появился очередной псих, оставляющий мне послания, ему так или иначе пришлось бы со мной взаимодействовать, как минимум задать парочку вопросов. А тут я сама приезжаю, помогаю, демонстрирую явную готовность сотрудничать, и искать меня не надо. Пал Петрович понимал это все, поэтому мудро отмалчивался в ответ на все мои колкости.
– Но как он узнал, что мы заглянем внутрь и достанем видеокассету?
– Лев, – пожала я плечами. – Это же элементарно, Ватсон!
Другие мужчины с удивлением воззрились на нашу колоритную парочку. Если какая-то девчонка называет майора полиции с богатым опытом ведения оперативно-разыскной работы всего-то Ватсоном, помощником, сайдкиком, то она явно оставляет роль Шерлока себе.
Арефьев и тут смолчал. Однако, когда он произносил следующую фразу нарочито ровным тоном, его ноздри так и раздувались:
– Сейчас приедет следователь, вот с ним всеми своими затейливыми версиями и поделишься.
Я вздохнула. Не люблю я следаков, хоть убей… Вспомнить хотя бы взаимно-неприятное общение с Федором Евгеньевичем… Вот будет прикол, если снова с ним меня столкнет судьба.
Приехавший следак оказался другим, видимо, район его, но впечатление произвел примерно такое же. А я его примерно так же эпатировала, как и того. Жаль, была не в образе Кассандры, вышло бы куда более уморительно. Короче,
– Торопитесь? – уловил следак по фамилии Цепин мою привычку сверяться с циферблатом.
– Не особо. – Полдня его не убьют. И вообще, он большой мальчик, должен был уже научиться грамотно распоряжаться запасами воды.
– Ладно, больше вопросов для вас пока нет, подпишите вот тут… – сказал он, почесывая жидкие усики. Они с Арефьевым были чем-то похожи. Возраст примерно одинаковый, у обоих усы, только у майора длинные, а у следователя пока в виде щетины. Цепин бросал недовольные взгляды на Арефьева, особенно в те моменты, когда нервно трогал волосяной покров над губой, будто бы завидовал. Однако лысиной, при довольно жидких волосах, так и не обзавелся. Так что завидовать, как мне кажется, должен был именно Арефьев. – Если появятся новые, я вас вызову.
– Угу. – Я всем своим видом показывала, что для меня это обыденные процедуры.
– Значит, вы предполагаете, что это кто-то из… родни? – И Цепин бросил еще один взгляд на майора, на этот раз усы были ни при чем. По неписаному соглашению мы не произносили вслух его имя.
Хоть он и смотрел сейчас на Петровича, вопрос адресовался мне, поэтому пришлось отвечать:
– Я предполагаю, что это он сам. Но коли вы утверждаете, что из таких мест не сбегают, во всяком случае конкретно он не сумел, то да, кто-то по его наводке это делает. Он псих и, скорее всего, считает, что в тюрьму угодил из-за меня. Про его родню мне ничего не известно, не считая спятившей мамаши, это уже к вам вопросы, но ведь была девушка в отделе вещественных доказательств, которая ему помогала?
Мужчины снова обменялись взглядами. Я как будто какой-то нелепый экспонат в музее. Я никак не могла понять: то ли я говорю слишком глупые вещи, то ли запредельно умные. Иначе почему бы просто не кивнуть? Зачем эти гляделки? Что дальше? Станете перемигиваться и записками обмениваться, как в детском саду? Или у вас просто не принято с посторонними обсуждать оборотней в погонах? Ну я-то, чай, уже не посторонняя…
Видя, что я начинаю закипать (я ощущала, как краснеют щеки), Цепин, словно прочитав мои мысли, отчетливо кивнул.
– Мы проверим это. Можете идти.
Сев за руль, я поняла, что еще долго не смогу управлять автомобилем. А ехать к Яме не меньше двух с половиной часов. Домой, конечно, быстрее, но важное дело таким образом снова придется отложить.
Я поднесла руки к лицу и увидела, что они трясутся. Что? Что на этот раз? Я привыкла понимать свои эмоции, даже просчитывать их наперед. Страх, вот что. Это явно он. Я вспомнила сырой и душный подвал. Подружку на соседнем стуле связанную, и веревки на собственных руках и ногах. Я не хочу этого опять. Но я понимаю, что «шесть» – это отсчет. Я не стала говорить полицейским, я бы не смогла объяснить, с чего я так решила. Это какая-то внутренняя уверенность, которая иногда у меня случается. Интуиция? Или ясновидение? Не знаю. Но все самые худшие опасения обычно сбываются точь-в-точь. А значит, он наметил шесть трупов. Более того, я точно знаю, что последней жертвой стану я сама.