Сила меча
Шрифт:
Сердце, как будто услышав мою просьбу, с усилием опять начало биться. Каждый толчок давался ему с трудом, оно из последних сил продиралось сквозь парализующую боль. Но всё-таки билось. Я был благодарен ему.
На этой кем-то проклятой Земле
Я жил недолго, но успел понять,
Что лучше в Ад попасть и муку на огне
За все грехи, мои грехи свершённые принять.
В Раю мне делать нечего совсем,
Я не хочу блаженства в тишине,
Я видел жизнь во всей её красе,
И этого – достаточно вполне.
Я жил – как мог,
И милости у жизни не просил,
И вот – до смерти я дожить сумел,
Долги раздал, мои долги, а должникам – простил.
А мне вот не удалось раздать долги. После меня останется множество людей, потерявших из-за меня своих родных, и этим людям долг уже никто и никогда не сможет вернуть.
“Я видел жизнь во всей её красе”… Как так может быть, чтобы в жизни была какая-то краса, когда вокруг столько боли?! Когда эта земля действительно как будто кем-то проклята?
Но ведь есть, действительно есть в этой жизни и какая-то завораживающая красота, ради которой, как говорил Олег, стоит жить. И действительно после этой чудовищной и одновременно прекрасной жизни уже совершенно не манит “блаженство в тишине”, не манит Рай. Хотя и Ад тоже, честно говоря, не очень манит.
После жизни сладкой моей спляшет Горе моё,
И в степи волчица споёт колыбельный гимн, реквием ночей…
Зёрна конопляных полей принесёт воробей,
Бросит их на холм под кустом… Будет так потом.
У меня всё не так. Я сам, а не волчица, сдуру начал петь эту страшную колыбельную, реквием по самому себе и по другим людям. И – всё. Теперь моя сладкая прошлая жизнь закончена, и моё Горе ни на минуту не прекращает свою дикую пляску…
А вот шуточная песня. Про Надежду. Про женщину с таким именем и, наверное, одновременно немного и действительно про надежду. С “солёными” шуточками, но только почему-то не такая уж она весёлая. И это не только мне не становится веселее от неё, смех слушателей, доносящийся из плеера, был тоже не таким уж радостным.
Жаль, ай жаль, что так случается,
Что конфетка – пук!.. то есть – как! — то вдруг кончается.
Жалко, жаль, а жо паделаешь!
Ну что же ты её, блин, так несмело ешь?..
Вот такая вот жизнь–конфетка. “Пукающая”. То есть “какающая” в самый неподходящий момент.
Я тоже усмехнулся и… опять затаил дыхание от нового приступа боли.
Господи! Ну почему же больно-то так!
Мне показалось, что на этот раз – уже точно всё. Что кончилась “конфетка”. Но сердце, в которое впились раскалённые иглы, шипы от “ржавой колючки”, беспомощно потрепыхавшись, сумело опять выправиться.
Бард закончил песню, и из наушников какое-то время доносились обрывки застольного разговора. Я узнал голос Олега. Олег попросил Барда спеть песню про брата. И тот согласился. Хотя явно пел её очень редко и далеко не для всех. Хоть он и умел щедро выворачивать наизнанку свою душу, которая иногда кровоточила и обливалась слезами от внутренней боли, но в этой песне была особая боль. Над этой своей болью Бард даже не иронизировал,
Я заплакал. Новый год, бабы.
Оттого, что нет со мной брата.
Почему я стал такой слабый?
Почему не смог слезу спрятать? Спрятать…
А тот, кто братьев хоронил, знает,
Как бывает по ночам тяжко.
Я как сука на луну лаял.
Ох ты, жизнь моя, томатная бражка, бражка…
Почему не умер я, старый?
Умер братка в двадцать два года.
Не успел ещё забыть нары
И с девчушкой погулять гордой, гордой.
Я с друзьями Новый год встретил
И, как прежде, песни пел с перцем,
И конечно ты один заметил,
Как в слезах моё тонуло сердце, сердце…
Я заплакал. Новый год, бабы.
Оттого, что нет со мной брата.
Под конец песни плеер уже еле тянул. Почти одновременно с последним словом аккумулятор сдох окончательно.
Вот и всё. Больше мне не увидеть Лео, не послушать Барда. Ни наяву, ни в записи. Последняя песня. Последняя – в моей жизни. Хорошая песня. Хотя у него – вообще нет плохих песен. Даже самые его “хулиганские” песни – всё равно хорошие. Олег говорил, что когда Бард сочиняет и поёт их, он не пытается никому угодить, поёт только о том, что волнует его самого. Поэтому в его песнях нет фальши, поэтому они и западают так в душу. А вовсе не только из-за его таланта поэта и гитариста.
Я знал, что следующий приступ, следующее усиление жгучей боли в сердце будет для меня уже точно последним. Я и так всё ещё не умер только потому, что хотелось ещё немного послушать Барда. Теперь уже не послушать, сдох аккумулятор. Жаль, конечно, но — “жо–паделаешь”.
Я спокойно стал ждать последнего приступа. Знал, что мне опять будет очень больно, но страха не было. Я знал, что это продлится недолго. Спокойно и не торопясь старался вспомнить всё, что было хорошего в моей жизни. Людей, которых любил. Маму. Светульку. Отца. Любу. Сашку. Олега. Светлану Васильевну. Лапушку. Раину. Леардо.
Любимые лица одно за другим вставали передо мной.
Последним таким лицом перед тем, как я потерял наконец сознание и провалился в холодную Вечность, почему-то оказалось лицо Олега…
Возвращение
Максим Сотников
Сердце, дёрнувшись напоследок, наконец не выдержало боли, остановилось, и я провалился в чёрную мглу.
Сколько времени я пребывал в этой холодной тьме, не знаю. Не знаю даже, было ли вообще там, где я находился, само понятие времени. А потом произошёл незаметный переход от полной темноты к смутному, сумеречному, но всё-таки – свету.