Сила меча
Шрифт:
Народу в кинозале было совсем немного, фильм был явно не из тех, которые собирают аншлаги. Рядом с нами никто не сел, и когда погас свет, мы с Любой оказались как будто одни в полутьме. Только мы и светящийся экран, всё остальное отодвинулось куда-то очень далеко и стало несущественным.
Фильм действительно, как и предупреждал Олег, “шокировал” нас, причём первый шок мы испытали почти в самом начале. Ну, Сашка! Ну, Олег! Вот это “настоящая любовь”! А билетёрша куда смотрела, когда нас, таких сопляков пропускала?..
Когда на экране показывали интимные сцены, моё лицо так горело, что мне казалось,
Вообще-то я вовсе не был очень уж наивным и стыдливым. Доводилось до этого смотреть кое-что и гораздо “жёстче”. Даже самую откровенную “порнуху”. Дома у некоторых моих одноклассников в отсутствие родителей иногда прокручивалось такое, что… И пару раз я попадал на подобные просмотры. Но одно дело –глазеть на постельные сцены в компании гогочущих пацанов, другое – наедине с Любой! С которой даже встретиться взглядом не мог без смущения. А сейчас!.. Стыдно было ужасно, как будто меня самого показывали на экране, занимающегося этим…
А потом началось самое страшное. По сравнению с которым тот шок от стыда, испытанный нами при показе интимных сцен, ничего уже не значил. Фильм, как сказал Олег, действительно был совсем не детским, но вовсе не только из-за интима.
Большая любовь была не просто большой, она была болезненно большой.
Авария на буровой, несчастье с мужем главной героини, паралич, мысли о смерти… И уверенность несчастной женщины, что всё это – из-за неё, что это Бог так своеобразно выполнил её дурацкую просьбу не разлучать её с любимым даже на короткое время. И её страшное решение искупить свою “вину”, спасти мужа ценой чудовищной жертвы.
Для меня самое жуткое и непонятное было то, что когда всё это случилось, то есть когда она была уверена, что это Бог в назидание ей изувечил её любимого, она всё равно продолжала с ним, с Богом, разговаривать.
Я подумал, а смог бы я так? И решил, что не смог бы. Такой подлости я бы не смог простить даже Богу. Я сидел и чувствовал, как трясёт вцепившуюся в мою руку Любу. Как самого меня тогда в Крыму, когда я вцеплялся в руку Олега. И я вспоминал горькие слова Олега, сказанные им тогда про Бога: “Кто мы для Него? Люди, созданные по Его Образу и подобию, или амёбы, пожирающие друг друга, пауки в банке, бактерии?.. Не знаю…”
Сколько ни умоляла главная героиня жестокого Бога, чтобы он пощадил её мужа, тот оставался неприступным. Только после того, как она, истерзанная маньяками, умерла, только тогда этот Бог “смилостивился”. И – чудовищная концовка: в небе звонят колокола, и исцелившийся, поднявшийся на ноги вдовец умилённо улыбается, слушая этот Божественный звон. Раздающийся в честь его самоотверженной жены.
Люба ещё в кинозале ухватилась за мою руку и стала плакать. И когда мы выходили, так и держала меня за руку и плакала, отворачивая покрасневшее, ставшее беззащитным лицо. Мне хотелось обнять её, но для этого надо было вырвать руку, поэтому я просто бубнил Любе что-то успокаивающее.
Как
Максим
Люба Озерцова
В Максима я влюбилась ещё в начале шестого класса. Сразу после того случая, о котором сам Максим наверняка сразу же забыл, а я буду помнить всю жизнь.
В тот день, в тёплое сентябрьское воскресенье, Светлана Васильевна вывезла наш шестой “Б” “на природу”, в парк на Острове. Мы очень весело проводили время, мальчишки бесились, бегали, боролись, кричали, слегка задирали нас, а мы, девчонки, не очень-то от них отставали. Светлана Васильевна старалась нам не мешать, не останавливала наши шумные игры, только всё время просила, чтобы мы были “поосторожнее”.
Нам повезло с нашей “классной”. Не то, что “ашникам”. Тем досталась настоящая мымра, хоть и молодая. Как она ненавидела детей и школу! И свою судьбу, из-за которой ей приходится в школе работать… Орала она так, что слышно было даже в нашем классе, через толстую стенку. Всё время вызывала родителей и только жаловалась, никогда ни про кого не сказала ни единого доброго слова, советовала родителям, даже требовала “срочно принять решительные меры”, иначе “будет поздно”. И некоторые родители – “принимали меры”, причём не только к мальчишкам.
Моя подруга с детского сада Оксана, попавшая в “А” класс, по секрету жаловалась мне и даже плакала, рассказывая, как ещё в прошлом году её мама по требованию “классной Мымры” первый раз в жизни взяла в руки ремень. Из-за того только, что Оксана тихонько подсказала что-то своему соседу по парте. И это вызвало истерику “классной”, вызов мамы и последующее “воспитание” дома ремнём. А мальчишкам, тем из-за неё вообще доставалось дома очень сильно и часто. Неудивительно, что весь их класс всей душой ненавидел свою “руковоительницу”. Из кличек, которые ей придумывали, “Мымра” была, наверное, самой мягкой и приличной.
Наша Светлана Васильевна почти никогда на нас не жаловалась, родителей вызывала редко, даже не вызывала, а приглашала, и не записью в дневнике, а обычно по телефону. И в разговоре с родителями больше хвалила нас, рассказывала, какие мы способные, старательные и добрые, советовала родителям чаще нас, таких хороших, хвалить и не в коем случае не обижать. И мы, особенно девчонки, да и мальчишки тоже, старались ещё больше ей понравиться, стать ещё лучше, чем она о нас говорит.
Бывало, что и Светлана Васильевна повышала на нас голос, когда мы чересчур расходились (а это случалось, потому что её мы нисколько не боялись и чувствовали себя на её уроках “раскованно”). Но никогда не было такого, чтобы она орала на нас с ненавистью, как Мымра на своих “ашников”. Светлана Васильевна любила нас, даже когда мы баловались, и скрыть этого не могла, даже когда пыталась кричать на нас. Поэтому мы всерьёз никогда на неё не обижались. А она на нас – тем более.