Сила соблазна
Шрифт:
— У меня не было шали, — признался он, и Аннабел громко рассмеялась, не заботясь о том, что ее могут услышать.
— И ты забрался в мою спальню. Ночью. Ты любишь меня, — кивнула она. Не спрашивая. Утверждая. Констатируя факты. Чудесные, восхитительные факты.
— Да. Я люблю тебя, — хрипло прошептал Найтли, стиснув ее руку. Их губы встретились.
— Я тоже люблю тебя, — призналась Аннабел со счастливыми слезами. — Люблю; Я так часто произносила это про себя, но никогда никому
Он опять завладел ее губами, и после этого весь остаток ночи они почти не разговаривали…
На утро…
— Ты готова, Аннабел? — спросил Найтли, лукаво блеснув глазами и торжествующе улыбаясь. Потому что нес на руках любимую. Как принцессу. Как новобрачную. Как женщину, которую хотел держать в объятиях все отведенные ему годы.
— Да, о да, — шептала она, крепче обнимая его за плечи.
Он стоял перед проклятой запертой дверью, выходившей на верхнюю площадку лестницы. Оба настороженно оглядывали препятствие. По другую сторону двери — свобода! И долгая счастливая жизнь…
— По счету три, — предупредил он. Аннабел кивнула.
Но так долго ждать Найтли не намеревался. Глубоко вздохнув, он досчитал до двух и с силой пнул дверь. Хлипкая преграда затрещала. Еще один мощный пинок, и дверь загрохотала вниз по ступенькам и задержалась на площадке второго этажа, прежде чем приземлиться в передней.
Вокруг нее мигом собралась вся семейка. С любопытством обозрев дверь, они догадались вскинуть головы. И что же предстало их глазам?!
Найтли, спускавшийся вниз с Аннабел на руках.
Уотсон и Мейсон благоговейно взирали на этот оплот мужской силы. В глазах Флер сиял нескрываемый восторг ребенка при виде ожившей волшебной сказки, да еще в ее собственном доме!
Одна Бланш казалась такой же, как всегда: ужасно недовольной, возмущенной беспорядком и взбешенной.
От всего происходящего она ненадолго потеряла, дар речи и только открывала и закрывала рот, как рыба, которую Аннабел покупала на рынке. Но не издавала ни звука. Такое зрелище ей, очевидно, и во сне не могло присниться!
Даже приехавший наконец Томас выбрался из своего кресла в библиотеке, чтобы узнать причину столь необычного шума. В руке он, по обыкновению, держал газету, и Аннабел улыбнулась еще шире, ибо это была «Лондон уикли».
— Томас! — взвизгнула Бланш, обретя наконец голос. — Томас, сделай что-нибудь!
— Думаю, мы уже сделали достаточно, — отрезал он и, кивнув Аннабел, поплелся назад, к любимому креслу, чтобы спокойно дочитать газету. Дети стали дергать
Найтли перенес Аннабел через порог, из тени на яркий свет чудесного нового дня и в начало счастливой жизни вместе, на которую Аннабел надеялась, за которую сражалась и победила.
И жили они долго и счастливо
Два года спустя
Все началось с письма, а само письмо начиналось шокирующими словами: «Дорогой лорд Харроуби».
Для того чтобы эти слова родились, потребовалось несколько часов. Он не написал «Новому Графу» или «Дорогому Новому Графу», чтобы избежать какого-либо приветствия. Чудом было уже то, что он вообще сел сочинять это письмо!
Аннабел долго убеждала его сделать первый шаг.
— Можешь всю жизнь провести в ожидании, когда тебя заметят, или можешь что-то сделать по этому поводу, — твердила она, лениво гладя свой набухающий живот. Она, конечно, права. Его окружают доказательства: каждое утро он просыпается рядом со своей любимой женой, в доме, наполненном счастьем и смехом. Лишь потому, что Аннабел однажды посмела добиваться того, чего хотела. И все началось с листа бумаги и первых букв, выведенных пером…
Он благодарен каждому дню за свою смелую, милую Дорогую Аннабел.
И если все получится, как они надеются, у этого ребенка будут братья и сестры. Найтли ни за что на свете не хотел, чтобы они знали то отчуждение общества, от которого страдал он. Пусть они всегда будут вместе, рядом, пусть никто не посмеет сказать, что они не на своем месте!
Поэтому он написал чертово письмо.
«Дорогой лорд Харроуби…»
Найтли писал о том, что никогда не знал настоящей отцовской заботы и любви, и о том, что брат, должно быть, испытывал то же самое. Он писал, как ревновал к нему отца, и одновременно хотел с ним дружить. Писал о надеждах на то, что кровь сильнее всех ошибок и сожалений. И о том, что, возможно, отец хотел бы, чтобы его сыновья могли опереться друг на друга.
И подписался просто: Д. Найтли.
В конверт он вложил приглашение на бал в честь пожалованного ему королем титула за заслуги перед развивающейся газетной индустрией. Теперь он стал лордом Нортборном.
«Первый из баронов прессы» — так назвали его журналисты.
Найтли отослал письмо. Потом вышел из своего кабинета на Флит-стрит и решительно направился по темным улицам, спеша вернуться туда, где его место. Домой, к любимой жене. Дорогой Аннабел.