Сильная и независимая для котика
Шрифт:
— Да что тут думать! Вы идеально друг другу подходите! — Ванно смерил обоих долгим взглядом и кивнул, удовлетворенный увиденным. — Пойми, баба, тебе нужен мужчина под стать! Такой же убогий как ты! Никого лучше, чем наш крепыш Коди не найти на эту роль.
— Спасибо, Ванно! — процедили в один голос и Коди, и Клара.
***
Мурси проснулась первой. Она, как и накануне, вначале ощутила тепло и спокойствие, следом осознала, что придавлена рукой и ногой Моргана, завернута в его объятиях, а только потом, нехотя, распахнула глаза. И, так же как и в прошлый раз, сразу наткнулась взглядом на милое личико с приоткрытым ртом, отвоевавшее часть её подушки.
В голове тут же вспыхнули воспоминания о произошедшем перед сном. Вот уж поистине этот язычок способен творить чудеса, которые ни в одном сладостном сне не приснятся! От нахлынувшей волны мимолетных образов по всему телу разбежались мурашки и почему-то навернулись на глазах слёзы. Неужели только сейчас Мурси заслужила познать подобное счастье?
Капитан глубоко вздохнула, восстанавливая психологическое равновесие. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел её такой, разобранной. Не приведи Разум, Морган проснется, не объяснишь ему эту внезапную сентиментальность. Хотя, кто знает, может и удастся. Все-таки удивительное дело — этот катар!
Его поглаживания не шли в сравнение с прикосновениями ни одного землянского мужчины. Шерсть на подушечках пальцев делала их более нежными, теплыми, волнительными. От нежности рук Морика почти моментально настигало блаженство. Нет, даже не в сексуальном плане. А в обширном понимании этого слова. Становилось в прямом смысле «опупительно». Как если бы Мурси родилась кибикчанкой и, наглаживая храмового котика, впадала бы в транс. Такого от близости с мужчиной она не испытывала никогда и наконец начала осозновать всё то, что так долго пытался объяснить ей про катарскую ласку капрал. Расслабление, а не напряжение.
Но язык! О, не зря Мурси периодически зацикливало на картине воображаемого умывания. Совсем не зря! Катарское облизывание не воспринималось простым скольжением кусочка мягкой плоти, смазанного слюной. Язык Моргана казался одновременно и слегка шершавым, и в тоже время очень мягким невесомым перышком. Создавалось ощущение, что на нем миллион меленьких присосок. И от любого его движения, кожа будто легонько прилипала и тянулась, будоража сразу миллионы нервных окончаний. Незабываемое удовольствие! Теперь Мурси понимала свою мать как никогда прежде. Да, из катара действительно может выйти великолепный любовник, несравнимый ни с одним представителем другой расы.
Одно только омрачало душу. Не случилось между ними этой бури чувств. Да, с Морганом хорошо проводить время, он интересный, своеобразный, с чувством юмора. Даже молчать, находясь рядом — комфортно. И если на минуточку предположить, что он не шпион — то прям лучше и придумать невозможно друга. Но, увы, только друга.
Мурси аккуратно, стараясь не разбудить Морика, приподнялась и уселась, облокачиваясь на спинку кровати. Катар сквозь сон потянулся, прижимаясь к ней теснее, мимолетно чмокнул попавшийся на пути оголившейся бок своей нянни и проложил спать.
Забавный. Даже во сне продолжает играть заложенную роль. А может и вправду не шпион? Может вправду она ему нравится? Ни как йонгей, ни как способ добраться до власти, а как личность, женщина? Такие мысли грели даже обычно холодный нос Мурси. В самом деле, умеет и утешать, и веселить, и не бесчувственное бревно. Обладает широким диапазоном эмоционального интеллекта. Но просто друг.
Как ни крути, нет у Мурси по отношению к Моргану какой-то страсти, что ли. Конечно, его голос, особенно нежный шепот на ушко заводит. Прикосновения и поцелуи
Возможно, знай она наверняка истинные мотивы Джеса, умей различать правду ото лжи, манипуляции от искренности, то могла бы, наконец, забыть мучавшие её противоречия, жить дальше, обустраивать свою личную жизнь. Влюбиться в кого-нибудь другого, да даже в Моргана! Но пока ответы не получены, Христов будет продолжать сидеть в сердце, подтачивая рану, раскрывая её вновь и вновь. И как бы Мурси не старалась уйти от самой себя, как бы не проговаривала вслух, что не дает себе права на надежду, та всё еще жила в ней. Вдруг Гидрос не врёт? Вдруг Христов действительно любит её и просто превозмогает жизненные обстоятельства? А даже если и нет. Смириться, что тебя предпочли другой? Что ты неинтересна тому, кто изначально воспитывал тебя как свою будущую жену? Простить за предательство, когда прощения никто и не думает просить?
Никогда! Она имеет право гневаться! Имеет, и никому не позволительно отбирать у неё хотя бы это чувство! Ненависть сильнее любви или любовь сильнее ненависти? Что из этого на самом деле чувствует Мурси? Нет ответа. Не понятно даже ей самой. Но по силе эти эмоции затмевали в её Разуме всё. «Убей, Забери, Властвуй!»
Да, именно так. «Забери!» Знать бы только у кого или чего забирать. Никогда Христов не упоминал ни об одной женщины, хотя они наверняка у него были. Он мужчина красивый, видный, многие воздыхали по нему даже в монастыре, где прошло детство Мурси. От молоденьких девочек, завидовавших её счастью, до вполне взрослых девушек, уже готовящихся выйти замуж за своих наставников.
Но Джеса всегда интересовал только Путь, заповеди ОВР, законы Ордена. Озарением вспыхнули в памяти воспоминания. Нет, об одной женщине Христов всё же упоминал. О своей матери. Он рассказывал о ней с таким упоением, с такой детализацией, будто лично был знаком. Мурси даже танцевать научилась из-за этих россказней, хотела поразить наставника, затмить несмываемый образ. Любимая история о танце при луне, которая выглядела в устах Христова настолько поэтично, словно он её где-то вычитал, впечатлился и поэтому заучил наизусть. Как искрились в свете луны рыжие кудри, как подпрыгивала молодая упругая грудь, как извивалась в сложных позах тонкая талия, а в ярких синих глазах отражалось пламя от костра, когда его мама нечаянно бросала взгляд на зрителей.
Интересно, а откуда на самом деле Джес мог знать такие страстные описания своей родительницы? Он рассказывал о ней не как о человеке, подарившем жизнь, а как о возлюбленной. Может, образно? Хотел поделиться любовными переживаниями, но не мог ни с кем, поэтому выбрал для этого ученицу и перевоплотил в безобидную соперницу? Но ведь сложней всего соревноваться с мертвыми, как бы цинично это ни звучало. А Мурси, по всей видимости, только это и выпало в жизни. Со своей матерью, с матерью наставника… Поэтому мысль, что Христов всё выдумал, одухотворил нарицательным именем образ любимой женщины, даже успокаивала. Что же, огненные волосы Мурси могла бы себе нарастить, колыхающуюся грудь тоже, только вот во внешности ли дело? Или Христову нужно от неё послушание, чтобы считать хорошей женой?