Сильнее любви. Остров
Шрифт:
Савелов кивает.
ЛУКЬЯНЧЕНКО: С ней всё в порядке, товарищ полковник?
САВЕЛОВ: Да.
ЛУКЬЯНЧЕНКО: Я ей приказал не рисковать, пока я подготовлюсь к встрече с этим десантном. А она… Одна!!! Против стольких…
Савелов машет рукой. Лукьянченко замолкает.
САВЕЛОВ: Знаю. Ты это… О нашем разговоре…
ЛУКЬЯНЧЕНКО: Понял.
САВЕЛОВ: Всё. Я поехал.
Савелов спускается с крыльца и направляется к машине. Лукьянченко провожает его взглядом.
ЛУКЬЯНЧЕНКО: Счастливой дороги, товарищ
Савелов садится в машину, которая тут же трогается с места.
За столом устроилась Крапивина. Она вытянула вперед руки и положила на них голову. Делает вид, что спит, но внимательно слушает беседу Щукиной и Егоровой.
ЩУКИНА: А он тебе хотя бы нравился?
Егорова пожимает плечами.
ЕГОРОВА: Да.
ЩУКИНА: Фартовая ты. А мне только вислоухие попадались. На витрину смотрят, а до дела… Так – облом.
ЕГОРОВА: Ещё встретишь, Люба…
ЩУКИНА: У меня такого не будет.
ЕГОРОВА: Будет лучше, только не надо отчаиваться.
ЩУКИНА: Дура ты, конечно. Он тебе Париж предлагал, а ты… Я бы на твоем месте…
ЕГОРОВА: А как же Родина?
ЩУКИНА: А что она мне? С нары на нару и всё… А тут…
Щукина вскакивает с нары, поднимает руки вверх и, пританцовывая проходит по камере. Поет:
ЩУКИНА: А небо в клеточку,
Загар в полосочку,
На малолеточке
Своя я в досочку.
Здесь нету мамочки,
и нету папочки.
Поешь баландочки –
Откинешь тапочки…
Крапивина поднимается, бросает осуждающий взгляд на Щукину и Егорову, качает головой, ложится на нару, отвернувшись лицом к стенке.
ЕГОРОВА: Что хорошего в Париже?
ЩУКИНА: Не знаю. Там я ещё никогда не была.
Дверь кабинета открывается и в проеме появляются Гуров и Петров. Из-за стола выходит Ежов и направляется к гостям.
ЕЖОВ: Проходите, присаживайтесь.
Гуров проходит по кабинету и садится за стол. Петров остается у двери. Ежов закладывает руки за спину.
ГУРОВ: Майор Гуров.
Гуров показывает на Петрова.
ГУРОВ: Лейтенант Петров. Что случилось, товарищ Ежов?
Ежов тяжело вздыхает и возвращается за стол.
ЕЖОВ: Сегодня во время бомбежки, кто-то пытался вскрыть мой сейф.
ГУРОВ: Где в это время были вы?
ЕЖОВ: Внизу. В бомбоубежище.
ГУРОВ: Вы уверены в том, что в ваше отсутствие кто-то был у вас в кабинете и пытался открыть сейф?
Ежов кивает.
ЕЖОВ: Уверен. Я оставляю специальные метки. Когда вернулся – их не оказалось.
ГУРОВ: Что в сейфе?
Ежов хмыкает.
ЕЖОВ: Секретная документация.
ГУРОВ: На сколько секретная?
ЕЖОВ: Высший уровень.
ГУРОВ: Понятно.
Гуров поднимается.
ГУРОВ: Где сейф?
Ежов проходит к встроенному стенному шкафу и открывает
ГУРОВ: Когда вернулись дверь в кабинет…
ЕЖОВ: Была закрыта на ключ. Ключ есть только у меня.
Ежов показывает Гурову ключ и тут же прячет его в карман. Гуров кивает и бросает взгляд на Петрова. Тот внимательно обследует входную дверь.
ЕЖОВ: Найдите мне предателя.
ГУРОВ: Найдем.
Под потолком горит лампочка, освещая камеру сумрачным светом. Она закутана в решетку, поэтому на стенах отпечатаны длинные темные тени. На нарах спят Егорова, Щукина и Крапивина. Глазок в двери открывается и в нем вместе со снопом яркого света появляется глаз охранника. Охранник взглядом обводит камеру и, не заметив ничего подозрительного, закрывает глазок. Тут же со своего места тихо поднимается Крапивина. Прислушивается. В коридоре раздаются шаги охранника. Они постепенно стихают. Крапивина встает с нары. Берет подушку и, теребя в руках подушку, тихо направляется к Егоровой. Некоторое время Крапивина смотрит на Егорову, которая мерно вдыхает и выдыхает воздух. Крапивина кривится, заносит над её головой подушку. Крапивина зло кривиться и накрывает подушкой лицо Егоровой.
КРАПИВИНА: Сдохни, подстилка фашистская!!!
Егорова сопротивляется, но Крапивина, навалившись всем телом на подушку, не дает ей возможности освободится. Так длится несколько мгновений, которые Егоровой кажутся вечностью. Она старается сбросить с себя тяжелую Крапивину. Из-за шума в камере просыпается Щукина и сразу бросается на помощь Егоровой. Она набрасывается на Крапивину, схватив ту за волосы и с силой оттаскивает её от Егоровой. Крапивина оказывается на полу.
ЩУКИНА: Ты что делаешь, дешёвка?
Щукина и Егорова прыгают на неё сверху. Крапивина по полу бьется в истерике.
КРАПИВИНА: Гадина! Гадина! Мразь!
Истерика быстро проходит. Крапивина замолкает и начинает всхлипывать. Егорова отпускает её. Щукина с опаской поглядывает на Крапивину.
ЕГОРОВА: Отпусти её.
ЩУКИНА: Она снова с катушек съедет.
ЕГОРОВА: Нет.
Щукина отпускает Крапивину и поднимается на ноги. Крапивина лежит на полу и горько плачет.
ЕГОРОВА: Ты чего удумала?
Щукина пинает её ногой.
ЩУКИНА: Ты слышишь, чего у тебя люди спрашивают?
Крапивина прекращает плакать и садится на полу. Говорит отрешенно.
КРАПИВИНА: У меня двое детей от голода умерли, а она с фашистом путалась, сука.
ЩУКИНА: Она задание выполняла. А ты в это время на рынке базары разводила про то, что Ленинград лучше немцам сдать. Мне опер всё про тебя рассказал.
КРАПИВИНА: Если б город сдали, может быть, мои дети живы остались.
ЩУКИНА: Ну и шла бы… сама сдавалась. Зачем листовки немецкие людям раздавала?