Сильнее растворяясь в нас
Шрифт:
фартук, с прической-пучком и в забавных очках с цепочкой из бисера. Я полагала, может
даже ожидала кого-то, кто выглядел бы как экономка Элис из « Семейки Брейди», а не
женщину, которая выглядела бы, как будто была характерной актрисой, и только что сошла
со съемочной площадки мыльной оперы.
У нее были светлые волосы, темно-синего цвета глаза и идеально ровные, белые зубы. Она
была в такой хорошей форме, какой я не видела
небольшим-лет.
Она шагнула ко мне и раскрыла свои руки, чтобы обнять меня.
– Оливия, так приятно наконец-то познакомиться с тобой.
Мы обнялись, и я сказала:
– Мне тоже, миссис Далтон.
– Зови мне Полой, я настаиваю.
Она держала свои руки на моих плечах, когда отстранилась, чтобы посмотреть на Макса,
потом снова на меня.
– Он такой скрытный. Я думала, что никогда не познакомлюсь с тобой.
– Я рассказал тебе об Оливии месяц назад, - ответил Макс.
– Ну, когда ты так серьезен в отношении девушки, ты не должен скрывать ее от своей
матери.
Именно тогда она посмотрела на меня, сказав:
– Не думаю, что тебе нужно получать его разрешение, чтобы навестить меня, - а потом
незамедлительно поинтересовалась - не хочу ли я «шипучки». Ах, да. «Шипучка».
Несмотря на ее новообретенный Калифорнийский стиль, Пола Далтон оставалась все еще
в сердце жителем Среднего Запада.
Мы провели приличную часть этого воскресного дня в доме его матери, поедая жареного
цыпленка с морковью, зеленым горошком и большой порцией риса. Пола, в режиме
истиной мамы, показала мне фотографии Макса, когда он был ребенком, в основном
школьные снимки, но и несколько с праздников. Моей любимой была та, где ему было
семь лет, он лежал рядом с рождественской елкой, окруженный оберточной бумагой. Пола
сказала, что она сняла этот фото в середине дня, когда Макс уснул, измученный играми со
своими новыми игрушками несколько часов подряд.
Когда она перелистывала страницы альбома, я заметила, что там не было ни одного
снимка его отца. По дороге домой, я хотела спросить его об этом, но решила, что не стоит.
Было очевидно, почему его мать очистила альбом от снимков его отца. И не стоило
поднимать это, потому что шрамы, оставленные его отцом в его жизни – и жизни его
матери – были такими, которые вероятно никогда полностью не заживут, и я предпочла
осторожности и отпустила это.
***
В течение следующих нескольких недель, я заметила изменения в Максе. У него было
торжественное настроение практически все время.
Иногда я наблюдала за ним, когда он работал с ручкой и блокнотом на диване в
черкая идеи своего нового сценария, над которым он работал, я полагала. Я не
спрашивала, потому что, как его менеджер, читала первой черновики сценариев, когда он
заканчивал. Ему нравились мои предложения, но только после того, как сначала
дописывал всю историю полностью.
Иногда я лежала рядом с ним, положив свою голову на его колени, пока он работал. Мы
обычно смотрели телевизор, что-то по Netflix или Hulu или смотрели DVD. Ни одному из
нас сильно не нравились программы по телевизору, за исключением нескольких телешоу
по HBO и AMC, но не об этом.
Однажды вечером, когда я лежала там, с головой на его бедрах, задремав и пропустив
большую часть фильма, он положил блокнот перед моим лицом.
– Что думаешь? – спросил он.
Я поморгала несколько раз, чтобы прояснить зрение.
Макс набросал логотип своей производственной компании. Неделями он играл с разными
названиями и не мог определиться с одним, даже с теми, которые я предлагала. Было
важно, что он придумывал что-то, чтобы выделиться, что-то запоминающее, если не для
широкой киноаудитории, то хотя бы в киноиндустрии.
Мой взгляд сфокусировался на бумаге, которую он держал передо мной. Название
компании было простым, четким спереди и изогнутой линией над названием, которая
заканчивалась, чем-то похожим на вспышку – как своего рода падающая звезда.
– Ты не серьезно, - сказала я, глядя с эскиза на его лицо.
Его брови поднялись до лба, но выражение лица осталось серьезным.
Я села, посмотрела снова на листок, снова на него, и сказала:
– Мне нравится.
Названием компании будет: «ОливиМакс»
– Но, - сказала я. – Разве это не звучит слишком похожим на Miramax?
Он пожал плечами.
– Кого волнует? Это то, с чего мы начинаем.
Думать о том, что мое имя – за минусом «я» - станет частью главной кинопроизводственой
компании - возбуждало, как ничто, что происходило со мной, после моего приезда в ЛА.
Ну, почти ничто.
3.
Одним из преимуществ жизни с Максом было то, что я больше не страшилась
пробуждения по утрам. Мне нравилось спать, всегда нравилось, и звук будильника был
чем-то, что я всегда ненавидела. Но теперь, быть выкинутой из дремоты этим ужасным
звуком становилось редким явлением.
Максу нравилось будить меня другими способами. Иногда его руки ласкали мою спину
или ноги. Я всегда засыпала спиной к нему, устроившись в его объятиях. Поэтому иногда я