Сильнее только страсть
Шрифт:
Джон наотрез отказался облачиться по случаю свадьбы в подобающие событию дорогие одежды, и Роберт Брюс вполне его понял и одобрил: помимо равнодушия к роскоши, он считал, что контраст между таким нарядом и покрытым шрамами лицом Джона может оказаться не в его пользу. Поэтому согласился с намерением друга надеть черного цвета камзол с серебряной отделкой и серые штаны в обтяжку, а через плечо, конечно, перекинуть ленту с цветами клана Карлейлей. Меча на поясе у него не было, ведь он все-таки находился в замке своего врага, и здесь ему не позволили бы иметь при себе боевое оружие, однако он прикрепил к поясу небольшой кинжал
– Я видел, ты разговаривал сегодня рано утром с братом Уолдефом. Мне тоже приятно было его повидать.
– Знаешь, о чем мы говорили, Роберт? Он просит, чтобы мы взяли его с собой обратно в Шотландию... А, черт!
Карлейль с раздражением уставился на свои прошитые по краям туфли для дворцовых приемов, которые терпеть не мог. Кроме прочего, они ему жали.
– Старик не был в своем аббатстве в Мелроузе уже восемь лет. Они с принцессой Марией считают, что будет лучше для Джиллианы, если поблизости от нее будет священник, которого она давно знает.
Роберт ухмыльнулся.
– Возможно, они боятся, что она быстро доведет тебя до необходимости ежедневно колотить ее, а брат Уолдеф станет удерживать?
Джон, как видно, довольно серьезно отнесся к такому предположению, потому что посчитал нужным ответить.
– Думаю, они больше боятся, – сказал он, – как бы она не перерезала горло мне.
Грудь Роберта всколыхнулась от смеха под лентой своего клана, накинутой на простой коричневого цвета камзол.
– Во всяком случае, – произнес он, – они пытаются тебя спасти от подобных поползновений с ее стороны, что уже похвально. Мы же видели, как ловко умеет она орудовать мечом и кинжалом.
– Хочу поделиться с тобой одним секретом, – сказал Джон, сразу становясь серьезным. – Поклянись, что сохранишь его.
– Клянусь своим престолом!
– Джиллиана – дочь Уильяма Уоллеса, который и воспитал из нее девушку-воина, и меч, который мы видели у нее в руках, – знаменитый отцовский «зуб змеи». Памятный многим врагам. – Карлейль многозначительно посмотрел на друга.
– Проклятие! – воскликнул с подлинным беспокойством Брюс. – А что, если она всерьез вознамерится перерезать тебе горло, мой друг? Перед тем как лечь с ней в постель, проверь, не спрятано ли в спальне оружие.
Карлейль благожелательно выслушал пожелание друга, но слово «спальня» вызвало у него совсем другие ощущения, от которых он почувствовал жар во всем теле. После Марты еще ни одна женщина не вызывала у него такого желания. Но Марта была хрупка и болезненна, а он огромен, могуч и всегда опасался причинить ей боль и потому постоянно сдерживал себя. Но сейчас он вожделел женщину, чьи здоровье и сила не могли вызывать сомнений и от кого он вознамерился иметь детей, которые продолжат род Карлейлей, пополнят их клан.
Его мысли прервал стук в дверь: явились солдаты почетного караула, чтобы препроводить его и Брюса в часовню.
– А теперь, дамы, оставьте нас ненадолго одних, – сказала Мария, обращаясь к Эдит, Рианнон и нескольким служанкам, которые никак не могли налюбоваться нарядами Джиллианы и все время искали и находили поводы что-то в них менять, пускай самую малость.
Королева, принимавшая во всем живейшее участие уже удалилась минут десять назад, вполне удовлетворенная видом невесты. Того же мнения была и Мария.
Густые длинные волосы девушки были подняты над ушами и спрятаны под золотистую сетку, сверкавшую при свете свечей. Мария разрешила бы ей наложить краску на лицо, но щеки пылали таким естественным румянцем, такими плотными и темными казались ресницы, что мысли об искусственных способах наведения красоты отпали сами собой.
Все, кого попросила Мария, наконец ушли, и Джиллиана обратила на нее вопросительный взгляд, понимая, что та хочет еще о чем-то поговорить наедине.
– Я еще не сделала тебе свадебного подарка, – произнесла монахиня с улыбкой.
– Но ведь вы уже дали мне кольцо вашего отца! – воскликнула она.
– Оно для твоего супруга. А для тебя... вот...
Мария протянула ей вынутую из-под сутаны небольшую коробочку, напоминающую ту, в которой лежало кольцо короля.
– Кулон принадлежал твоей матери.
Джиллиана открыла коробочку. Такой же рубин, впаянный в такие же ветви дрока, что и на кольце, сверкал на тонкой золотой цепочке.
– Позволь я надену тебе на шею, – сказала Мария, вынимая цепочку из внезапно ослабевших пальцев Джиллианы и прилаживая рубин на ее смуглую шею.
– Благодарю вас, – прошептала та, осторожно прикасаясь к рубину, словно он мог обжечь, и вдруг крепко сжала рукав Марии. – Пожалуйста, скажите... Можно, чтобы я не стояла сегодня голая перед свидетелями?
Мария нахмурилась.
– Но почему? Ты ведь красивая.
Джиллиана замотала головой и сделалась похожей на капризного ребенка.
– Нет... у меня шрамы... Каких у женщин не должно быть!
И только тогда Мария вспомнила о царапинах и ранах, полученных Джиллианой во время многочисленных схваток с соперниками. Схватки, правда, были учебными, но ранения – самыми настоящими, ведь сражались не деревянными мечами, а боевыми.
Кроме мелких ссадин и быстро заживающих царапин на теле Джиллианы были три настоящие раны, две из которых потребовали в свое время прижигания, отчего сохранились явные рубцы. Первый из них шел по правому плечу горизонтально, имел три дюйма в длину и сохранил темно-красный цвет. Второй, малозаметный – она получила от удара плашмя, – и тянулся он по диагонали от левого бедра к внутренней стороне колена. Если бы не удар плашмя, она могла бы лишиться ноги, а то и жизни. Третья рана считалась самой опасной, потому что оказалась довольно глубокой. Меч соперника случайно вонзился ей в живот над лонной костью, и кровь долго не могли остановить, несмотря на прижигания. Слава Богу, все окончилось благополучно – и для нее, и для несчастного молодого паренька – ее напарника, который переживал случившееся больше, чем она сама. Что касается оставшихся шрамов, то она на них не обращала внимания, поскольку никогда не думала о замужестве и о раздевании перед кем бы то ни было.