Сильнее времени. Планета бурь
Шрифт:
Очевидно, человек не мог быть исключением из общего правила. Но его пассивная память из-за активности мозга уступает памяти живой, отодвигается на далекий задний план и проявляется лишь в исключительных случаях.
— Вы готовы на все? — спросил профессор тен-Кате. — Я тоже готов помочь вам, но… не скрою, боюсь, как бы пробужденные в вас древние комплексы не заслонили современность. Но я надеюсь на успех. Вам предстоит подготовиться. Вас проводит сестра ван Дейсс. — Последние слова он произнес, включив переговорное устройство.
На пороге появилась высокая
Операционная профессора тен-Кате ничем не напоминала хирургическую, если не считать того, что стены ее были выкрашены тоже в черный цвет, как и в операционной академика Руденко.
Черными были и огромные щитовые панели, на них выделялись желтые циферблаты, по преимуществу прямоугольные.
И Вилене сразу вспомнилась рубка управления звездолета, какой она увидела ее во время видеосвидания. Стало как-то легче. Если все будет удачно, то она войдет все-таки в такую же рубку.
— Готовы ли вы, смелая женщина? — ласково спросил профессор, с улыбкой вставший из-за пульта ей навстречу.
Вилена не видела, чтобы до этого он улыбался, — около глаз у него появились морщинки, похожие на трещинки.
Усадив Вилену в кресло, тен-Кате пошутил:
— Не сочтите это за такие древности, как зубоврачебное кресло или электрический стул, — и сам же засмеялся.
Вилена осталась серьезной.
Сестра ван Дейсс подошла к ней с огромным шлемом, от которого тянулись к черному пульту пружинки проводов.
Вилена вспомнила о говорившей Ладе.
Когда Ланской-Ратовой надевали на голову шлем, она зажмурилась, но заставила себя открыть глаза. И ей представилось, что на нее надели космический шлем.
Глава 3
СВЕРХВОСПОМИНАНИЕ
Вернувшись после эксперимента тен-Кате домой, Вилена каждую ночь стала видеть страшные сны.
…Маленькая гривастая лошаденка скачет под ней ровным махом. Высокие пахучие травы бьют ее по лицу. С бугров видна степь, вспененная ковыльной сединой, и волны холмов на горизонте.
Все быстрее скачка. Ветер воет в ушах, и стрелы свищут у самого уха.
Черной тучей высыпали из засады враги. Звенят клинки, сшибаются кони, встают на дыбы, падают вместе со свирепыми всадниками в траву.
Как странно было Вилене чувствовать в себе бешеную ярость, кровь, свою и чужую, боль и опьянение битвой…
Проснувшись, Вилена долго не могла прийти в себя. Как могла она убивать? Ей казалось, что она живет странной, новой, совсем не ее, Вилены, но притягивающей к себе чьей-то жизнью…
Торжественно-печально опускают в открытую могилу тело вождя. Под руку ему кладут, чтобы удобнее было схватить, лук и колчан со стрелами. Удар кривого меча — и валится на край ямы мохноногий конь. Его стаскивают вниз за хвост и длинную гриву. Женщины покорно стоят на коленях. Лица их скрыты
Вилена проснулась в холодном поту.
Сверкает отраженным солнцем морской простор. Сияющая синева моря, неба и свежий ветер наполняют Вилену безотчетной радостью. Ее длинная одежда ниспадает крупными складками. На берег с корабля сходит загорелый горбоносый бородач. Рабы несут тюки привезенных товаров.
Высятся стены, словно сложенные из скал. У ворот бородатые стражи в огненных шлемах, с огненными копьями.
И вот Вилена на базаре, ярком, шумном, пестром… Разноречивый говор напоминает гомон птиц.
На камнях у мощеной дороги с выбитой в ней колесницами колеей сидит купец. Он разложил перед собой браслеты, серьги, кольца.
У Вилены (всегда равнодушной к украшениям) дух захватывает теперь от их красоты. Ее сжимают со всех сторон, толкают локтями молодые женщины со множеством косичек, спадающих на плечи. Вилене жаль просыпаться — она хочет снова и снова переживать непосредственность наивной покупательницы.
Золотая пластинка с письменами сверкает в лучах солнца. Нужно распластаться на жертвенном камне, повторяя: «Ила ве ту ла ерасе нак к иавил же урвар те си амеит еле илаквеала се как Астранес зила ка селе Итала».
Утром Вилена ловит себя на том, что повторяет эти странные слова. Юлий Сергеевич педантично записывает их.
Профессор тен-Кате предупредил его, что наследственная память у Вилены будет просыпаться постепенно. Нужно обязательно отметить, какой период яснее всего всплывает в ее сознании. Может быть, потребуется еще один сеанс.
Профессор Ланской, тщательно ведя дневник снов своей дочери, сокрушался:
— Каспарян, тот сразу бы определил, что это за язык. Попробуй перевести хотя бы смысл.
К величайшему изумлению Вилены, ей не составило это никакого труда. Она произнесла нечто вроде заклинания:
Сияющему свету ласковому Эрасов даю, как принес, ей уготовленное, теми же именами священными поклявшись это дать Астранес могущественной, всюду сущей в Италии…— В Италии, — задумчиво сказал профессор Ланской. — Во всяком случае, ничего похожего ни на один живой или мертвый язык. И уж, во всяком случае, это не латынь. Астранес? Что это за божество? Может быть, Астарта?
И вдруг он понял:
— Эрасов, говоришь ты? Но ведь это, очевидно, этрусков!
И Вилену свели с этрусковедами. Они показали тексты на знакомых ей золотых пластинках жертвенника и были потрясены. Оказывается, она настолько хорошо знала этрусский язык, что могла исправить переводы, сделанные за последние столетия, на основе корней древних славянских слов.