Сильнее времени
Шрифт:
Отблески костра лишь чуть подсвечивали саванну. Близкий горизонт терялся во мгле, и равнина казалась огромной.
— Ева, — сказал Ловский, касаясь руки девушки.
— Ну что? — сказала она и отдернула руку.
— Не надо! — раздраженно буркнул Ловский. — У меня будет слишком серьезный разговор.
— О чем надо говорить в последнюю ночь на Гее?
— О том, что она не последняя.
— Как то понимать?
— Вы сами только что выразили заветное мое желание. Случай недаром дал вам это древнее имя, а мне внешность ассирийского царя.
— Мое
— Вы не желаете понять меня, Ева! Вы хотели на миг почувствовать себя дикой. А я хочу быть диким на дикой планете всегда. И я не вернусь на Землю. Никогда.
— Истинно дикие слова.
— И я не хочу, чтобы вы возвращались. Мы останемся здесь на Гее единственными властителями мини-мира. Вокруг не будет и не сможет быть никого.
Не будь Ева врачом экспедиции, она повернулась бы и ушла. Но сейчас она не на шутку встревожилась. Главное, оставаться спокойной, выяснить, как опасен припадок. Что Борис заболел психически, она уже не сомневалась. Юноша не выдержал слишком больших впечатлений и навеянных ими мыслей, не говоря уже о травме головы.
— А это не будет дикарством, остаться вдвоем? — осторожно спросила она.
— Нет! Я сооружу дворец! На фоне здешней природы он будет величественнее всех мегалитических построек Земли! А вокруг будет рай!
— Хочется сменить имя на Адама? — не удержалась от иронии Ева. И сразу пожалела об этом.
— Перестаньте издеваться надо мной! Пусть мы будем здесь с вами Адамом и Евой. Или Борисом и Евой для местных легенд. Наши потомки населят этот мир племенем титанов, о которых лишь мечтали поэты Эллады.
Ева резко повернулась к Ловскому — во время истерического припадка помогает неожиданный удар:
— Разве у Евы в раю был выбор? Никого, кроме Адама.
— Что вы хотите сказать? — повысил голос Ловский. — Что я недостаточно хорош для вас?
— Хочу напомнить… Сколько на Земле живет миллиардов мужчин?
— Они бесконечно далеко. Кто здесь есть — улетят. Останусь только я один. С вами…
— А не думает ли новоявленный Адам, что прародители будущего человечества Геи должны, по крайней мере, хоть любить друг друга?
— Я… я готов. Я готов полюбить вас, Ева.
— За такую откровенность бьют по щеке.
— Ева!
— Но я отвечу тоже откровенностью. Знайте, среди миллиардов мужчин на Земле остался один, который был дорог мне и который говорил, что женщина подобна тени: когда идешь к ней, она убегает, а когда уходишь — догоняет.
— И он ушел?
— Но воображаемая тень не догнала его. Отделила себя от него тремя десятилетиями.
— Послушайте мой совет. Пусть три десятилетия превратятся в вечность.
— Иной совет горше измены. Новый Адам забывает, что я здесь не из женского каприза, а во имя долга, который разделяю с товарищами.
— Что вам до них! Вы здесь будете… — и он сделал широкий жест рукой.
— Царицей мира? — с издевкой подсказала Ева.
Ловский уже не воспринимал иронии, он уже потерял контроль над собой:
— Да, мне под силу дать вам целый мир! Мне, титану нового мира!
— Да
И Ева, круто повернувшись, пошла обратно к костру. Она ожидала, что он пойдет следом.
Он действительно поплелся к костру.
Ева тут же решила, что Борису надо сделать укол, вызвать у него шок…
Их встретил Ратов, и Ева сразу хотела обратиться к нему за помощью, но Ловский опередил ее:
— Считайте меня Робинзоном или Гулливером, как вам будет угодно, — с нездоровым блеском в глазах объявил он, — но оставьте мне продуктов. Или — еще лучше — одну из «машин пищи».
— Ты сошел с ума! Сейчас же отправляйся на корабль, — твердо сказал Ратов и кивнул в сторону ближнего диска.
— В этом мире ваши приказы для меня — пустой звук, — вызывающе заявил Ловский, тряхнув своей волнистой шевелюрой.
Роман Васильевич пристальна всмотрелся в его лицо. Из-за отсветов костра оно словно дергалось. И Ратову вспомнился небритый, заросший Валерий, со свисающими на лоб и затылок волосами, когда он ворвался в кабину пилотов с криком, что Вечному рейсу конец. Ловский был подстрижен и гладко выбрит. Но в его глазах был тот же безумный огонек, что и у Снастьина в ту тяжелую минуту. Психика не выдерживает у наиболее экспансивных. Космос слишком тяжелое испытание для них. А для Ратова? Для него нет оправдания. Не по ложному ли принципу подбирал он экипаж? Придется отвечать.
— Альберто, Званцев! — распорядился Ратов. — Сейчас же отведите Ловского на борт корабля. У него припадок.
Звездолетчики вынырнули из тьмы.
— Оставьте меня! — истерически закричал Ловский. — Не нужна мне ваша помощь! Минимир прокормит меня!
Выкрики Бориса привлекли других космонавтов. Вернулась и Ева со шприцем и лекарствами.
— Тебе надо выпить успокоительного, — ласково сказал Ратов, беря Ловского за руку.
Тот грубо вырвался:
— Не троньте меня, жалкие пигмеи! — Глаза его были безумны, в уголках губ появилась пена. — Оставайтесь пигмеями до конца своих тусклых дней, которые вы разделите между кораблем-темницей и миром Земли. Я отказываюсь и от вас, и от вашей цивилизации.
И он бросился в джунгли. Его вскоре поглотила тьма. Только по хрусту деревьев и можно было определить, где он бежит.
Альберто Рус Луильи и Ева, знаменитая бегунья, кинулись за Ловским.
Увидав преследователей, Ловский ринулся к реке, прыгнул в нее с обрывистого берега и поплыл кролем.
Мексиканец и Ева тоже бросились за ним в воду. Званцев и Каратун добежали до берега. Они видели, как Ловский выбрался из воды, ломился, круша деревья, через чащу.
Преследователи шли по его следам, но отставали — безумие вселило в беглеца небывалую силу.