Сильные духом (Это было под Ровно)
Шрифт:
Сама жизнь требовала нашего активного вмешательства в установленный гитлеровцами «новый порядок». Мы не могли не защищать свой народ, не мстить палачам за их злодейства.
В первые же дни пребывания в Сарненских лесах, как ни важно было нам оставаться пока незамеченными, мы выслали группу партизан на разгром фольварка «Алябин». Это было богатое имение, в недалеком прошлом ставшее народным достоянием, а ныне присвоенное немецким фашистом — начальником гестапо города Сарны, который посадил здесь своего управляющего, человека неслыханной, садистской жестокости. О бесчинствах этого управляющего крестьяне рассказывали нашим разведчикам. Нельзя было
Группа из двадцати пяти человек во главе с Пашуном отправилась на фольварк «Алябин» в сопровождении крестьян. Охрана фольварка была разоружена. Захваченная врасплох, она даже не пыталась оказать сопротивление.
Налет производился ночью, а под утро в лагерь пришел обоз. На лошадях, взятых на фольварке, партизаны привезли хлеб, масло, крупу, мед, картофель. Обоз замыкало стадо коров.
Лучших молочных коров мы отдали крестьянам, поделились с ними и остальными продуктами.
Пашун доставил в лагерь двух пленных. Первый был немец, по фамилии Рихтер, управляющий имением, на которого жаловались крестьяне, второй, по фамилии Немович, оказался украинским националистом и одновременно гитлеровским шпионом-профессионалом. Окончив в Германии, куда он бежал по освобождении Западной Украины, гестаповскую школу, он еще до войны вел подрывную деятельность на Украине. Когда пришли оккупанты, Немович под видом украинского учителя разъезжал по деревням, выведывал у своих друзей-националистов, где живут советские активисты, и предавал их гестапо. Немович знал многих других подобных ему предателей, которые учились с ним в гестаповской школе. Поэтому мы не стали его расстреливать, а решили отправить в Москву.
Но где держать Немовича, пока придет самолет? Из палатки он может убежать. Выход был найден: сшили специальный мешок из брезента и посадили в него предателя так, что только голова торчала из мешка.
Операция по разгрому фольварка «Алябин» положила начало нашим систематическим налетам на немецкие хозяйства. Мы разгромили в ближайших районах несколько крупных имений, в том числе еще один фольварк начальника сарненского гестапо.
…При первых же выходах в деревни и хутора Ровенской области партизаны стали сталкиваться с бандами украинских националистов.
Были эти банды невелики по числу, но вооружены неплохо. У них имелись немецкие автоматы, немецкие винтовки, немецкое снаряжение. Я вспомнил времена гражданской войны, когда мне приходилось, сражаясь на Украине, встречаться с подобными предателями. Тогда это были петлюровцы, махновцы, кулацкие сынки, которых буржуазия использовала в своей борьбе против молодой Советской Республики. Банды эти в то время насчитывали по три — пять тысяч человек каждая. Но наши отряды, даже когда они состояли из четырехсот — пятисот бойцов, успешно справлялись с ними. С нынешними бандитами дело было еще проще, и не только потому, что были они малочисленными, — по трусости нынешние превосходили своих предшественников.
О том, какие это вояки, фашисты знали. Банды националистов, которые они включали в свои карательные отряды, были храбры лишь там, где дело касалось расправы над мирными жителями, грабежей и поджогов. Но там, где приходилось вступать в бой с партизанами, при первых же выстрелах «войско» бандитов пускалось наутек.
Наши партизаны не могли говорить без смеха об этих «вояках».
Однажды Валя Семенов привел пленных.
— Бандитов забрал, — доложил он.
— Каким образом?
— Да они, как увидели нас, сразу сделали трезубы.
— Что-что?
— Трезубы.
С тех пор, когда украинские националисты сдавались в плен, у нас так и говорилось: «Сделали трезуб».
Наши вылазки в окрестные села, налеты на отдельные группы фашистов, на фольварки — все это приносило большое моральное удовлетворение. Но в то же время люди все больше понимали: если мы стремимся оказать действительно эффективную помощь Красной Армии, надо заняться разведкой, а все остальное отодвинуть на второй план. Именно так стоял вопрос для нас, находившихся под городом Ровно, бок о бок с наместником Гитлера на Украине Кохом, с его рейхскомиссариатом, с многочисленными штабами и учреждениями, с всеукраинским гестапо.
Город Ровно был фашистской «столицей» Украины, средоточием гитлеровского аппарата управления, гнездом фашистского оккупационного чиновничества и военщины. Здесь легче можно было узнать о перегруппировках вражеских войск на фронте, о строительстве новых линий обороны, о мероприятиях хозяйственного характера, наконец, о том, что творится в самой Германии.
И нашей главнейшей задачей было — прочно обосноваться именно здесь и протянуть в Ровно свои надежные щупальца.
В каких-нибудь двадцати километрах от Ровно находился другой важнейший пункт — узловая станция Здолбунов, через которую курсировали все поезда с Восточного фронта в Германию, Чехословакию, Польшу и из Германии, Польши и Чехословакии на Восточный фронт. Стратегическое положение Здолбунова подсказывало, насколько важно нам пробраться к этой станции и «оседлать» здолбуновский узел.
Мы начали с двух ближайших к нам пунктов — с районных центров Сарны и Клесово, в которых стояли крупные немецкие гарнизоны. Заняться ими было поручено группе разведчиков во главе с Виктором Васильевичем Кочетковым.
Кочетков быстро нашел в окрестных селах людей, которые имели в Сарнах и Клесове родственников или знакомых. Люди эти охотно согласились выполнять его поручения. Так у Кочеткова появились ценные помощники.
Один из них как-то сказал Кочеткову, что с ним хочет повидаться некто Довгер, работник Клесовского лесничества. Виктор Васильевич согласился встретиться.
Перед ним предстал пожилой человек с гладко выбритой головой, одетый в старомодную, хорошо сохранившуюся пару, при галстуке, завязанном тонким узлом. Сквозь овальные, в железной оправе очки на Кочеткова смотрели внимательные, изучающие глаза.
— Что скажете? — сухо спросил Кочетков.
— Все, что я могу рассказать, вам, наверно, уже известно.
— Вот как?
— Я советский человек и, когда узнал, что здесь у вас партизанский отряд, решил, что буду с вами.
— Мы, пожалуй, без вас обойдемся, — ответил Кочетков. Он не сомневался, что имеет дело с вражеским лазутчиком.
Довгер понял.
— Не надо думать о людях плохо, — сказал он, не скрывая обиды. — У меня здесь семья — жена, мать, трое детей. Пусть они ответят за меня, если я провинюсь перед вами!
Кочетков заколебался.
— Но ведь вы пожилой человек, — сказал он после молчания, — вам будет трудно.
— А я не прошу принять меня в партизаны. Я просто буду выполнять ваши задания, все, что вам нужно.
— Хорошо, — согласился Кочетков.
На следующий день Довгер получил задание съездить в Ровно и посмотреть, что там делается. Он охотно пошел на это.