Сильные духом (Это было под Ровно)
Шрифт:
В ту минуту Гуц, уже готовившийся принять смерть, вдруг понял, что он должен жить, жить во что бы то ни стало, жить ради того, чтобы отомстить за жену, за своего ребенка, за кровь невинных людей.
Он бежал. Бежал, преследуемый пулями, мог каждую минуту упасть. Но, видимо, ему сопутствовала счастливая звезда — он ушел из-под пуль.
Гуц добрался до Ровно, здесь с трудом, рискуя каждую минуту быть схваченным, разыскал Новака, получил помощь, получил задание и теперь идет его выполнять. К Оле Солимчук он зашел во дороге. Адрес
Страшный рассказ Гуца о том, что произошло в Деревянах, глубоко взволновал Олю. Гуц говорил прерывисто, на глаза его против воли то и дело навертывались слезы. Было видно, что до сих пор он не переставал горевать о жене и ребенке. Оля даже не пыталась его утешать. Чем могла она утешить! Она думала о великих страданиях людей, ее соплеменников, ее братьев и сестер, замученных фашистами. За эти муки нужно мстить. Оля не могла даже представить предела неоплатного счета человеческих бедствий, слез и крови, что должен быть предъявлен фашистским палачам.
Гуц пробыл в селе день. Он направлялся в Володимерецкие леса, где, по всем данным, стоял со своим отрядом подпольный обком. Новак не сомневался, что Бегма посылает к нему связных, но те гибнут в пути или, добравшись до Ровно, не могут найти подполье.
Новак решил сам послать людей на связь с подпольным обкомом. С таким заданием и шел Александр Гуц.
Вскоре Олю вызвали в Ровно.
К школе подъехала бричка. Вышел человек, не знакомый Оле, и, извинившись, спросил у нее имя, отчество и фамилию. Получив ответ, сказал:
— Вам записка.
Оля узнала почерк Новака. «Приезжай ко мне поговорить», — писал Терентий Федорович.
— В выходной день я приеду, — сказала Оля. — Раньше никак невозможно.
— Хорошо, я передам. Давайте, кстати, уж познакомимся. Захарьев, инженер.
Они пожали друг другу руки и расстались.
Оля ушла в Ровно, как и обещала Захарьеву, под выходной день, в субботу. Идти пришлось пешком, так как по шоссе курсировали лишь военные машины и мотоциклы.
У ворот фабрики валенок, когда к ней подошла Оля, стояла легковая машина. Двое грузчиков, открыв дверцу кабины, вытаскивали какой-то тяжелый ящик с окантовкой из жести. Из щелей торчали стружки. Плотный человек во всем кожаном, судя по виду — шофер, распоряжался разгрузкой.
Уже в кабинете Новака, когда Терентий Федорович познакомил Олю с шофером, она узнала, в чем дело.
Шофера звали Григории Ломакин. До войны он заведовал гаражом в Баку. В Гощу попал как военнопленный. Здесь познакомился с Кутковцем и Соловьевым. Стал работать шофером у крайсландсвирта Кригера. Сейчас приехал на фабрику валенок с грузом от Кутковца. В ящике были противотанковые гранаты. Где и как они ему достались, Кутковец не сообщал.
То, ради чего Новак вызвал Олю в Ровно, она узнала, когда в кабинете директора собрались товарищи, приехавшие из других мест. Приехал из Гощи Соловьев, пришли Луць, Настка и Федот Шкурко, пришла Раиса Митиченко, красивая смуглолицая
Соловьев явился не один, а в сопровождении Николая Ивановича Самойлова, того самого, который в свое время вызволил его из немецкого плена и пристроил в деревню. Самойлов по-прежнему работал сторожем на кладбище, но теперь к его добровольно взятой на себя обязанности устраивать бегство военнопленных прибавились и другие, возложенные подпольным центром. С организацией связал его Соловьев. Русское кладбище у стратегического асфальтового шоссе Ровно — Киев стало и местом встреч подпольщиков, и местом архива, и важным разведывательным пунктом.
Место было очень удобно. Кладбище напоминало собой зеленую рощу, в которой легко было укрыться, а главное — сюда постоянно заходили люди. Доступность кладбища служила и надежной маскировкой.
На первых порах, будучи связан с одним Соловьевым, Самойлов выполнял отдельные его поручения: прятал документы организации, устраивал встречи. Когда же подпольный центр прикрепил его к группе Шкурко, Самойлов серьезно занялся и разведывательной работой: дежурил у своего окна, выходившего на шоссе, и аккуратно отмечал, сколько и куда проследовало машин.
Поздоровавшись с товарищами и коротко расспросив каждого о положении на местах, Новак приступил к делу.
— У меня будет не очень веселое сообщение, товарищи, — сказал он. — Судьба Гуца, который пошел на задание в Володимерецкие леса для связи с секретарем подпольного обкома, сложилась так же трагически, как и судьба его семьи. Александр Гуц задержан врагами в местечке Деражно, опознан ими и зверски убит…
— Жаль его, — сказала Оля. — Погиб, не отомстив за близких…
— Почтим его память, товарищи, — предложил Новак.
Все встали.
Наступила минута скорбного молчания. Но вот Новак поднял голову, постучал по столу тупым кончиком карандаша и сказал:
— Установлена связь с партизанским отрядом, товарищи!
Если бы дело происходило не в кабинете директора фабрики валенок и не надо было бы соблюдать осторожность, то, вероятно, в этот момент загремели бы аплодисменты. Лица людей посветлели. Всем хотелось говорить, хотелось смеяться… Когда волнение несколько улеглось, Новак смог сообщить подробности.
— Отряд находится в Цуманских лесах, — сказал он. — Надежно связан с Москвой и имеет полномочия связаться с нашей организацией. Вчера у меня был товарищ Спокойный, который по заданию командования работает в Ровно… Этот товарищ нас и нашел. Мы договорились о следующем. Отряд посылает нам оружие, взрывчатку, литературу. Мы им — медикаменты, бланки немецких документов, образцы печатей, разведывательные данные.
— Вот это новость! — воскликнула Оля. — Ведь это значит, что мы тоже будем связаны с Москвой. Как это хорошо!