Сильные впечатления
Шрифт:
Тут умолк, словно задумавшись о прошлом.
– Кажется, я догадываюсь, что было потом, – сказала Маша. – Наверное, вы попали служить в какуюнибудь горячую точку и там на ваших глазах погиб ваш любимый товарищ или старший командир, которого вы глубоко уважали, и вы дали клятву продолжать его дело. Нечто героическое и романтическое.
– Ничего подобного. Совсем даже наоборот.
– Как это?
– Никто не погибал и никакой клятвы я не давал.
– Неужели? – иронично отозвалась она, как будто пытаясь таким образом высвободиться
– Два года срочной службы, – продолжал он, не обращая внимания на ее задиристые попытки, словно понимая, что ею движет, – два года мне пришлось провести за колючей проволокой одной и той же воинской части, Это была такая глухая дыра, что вы себе даже представить не можете. Кроме строевых занятий, ленинской комнаты и кухни, там было кино по воскресеньям, пьянство и драки.
– Вы меня разыгрываете, – недоверчиво проговорила она.
– Честное слово. Единственное, что меня поддерживало, это то, что все это время, я занимался, продолжая готовиться к поступлению в медицинский институт.
– Вместо кино, пьянства и драк?
– Отчего же? Параллельно.
Маша не нашлась, что сказать. Только покачала головой.
– И до того там было тошно, – продолжал он, – что когда всего за две недели до дембеля в соответствии с какойто разнарядкой вдруг стали агитировать за продолжение службы и льготное поступление в высшее военнодесантное училище, я не раздумывая согласился. Чтобы вырваться оттуда, хотя бы на час раньше, я бы согласился, наверное, и к черту в пекло.
«На что вы и подписались», – подумала она, но промолчала.
– Что, собственно говоря, я и сделал, – улыбнулся он, еще раз прочитав ее мысли.
– А как же мечта стать врачом?
– Я же говорю, что все очень просто. Видимо, все дело в контрасте того, что я наблюдал два года в воинской части, и того, что я увидел в училище. Я увидел настоящую армию и был так потрясен, что думать забыл о чемлибо другом.
Маша была глубоко тронута его рассказом, хотя в нем не было абсолютно ничего романтичного. Она была поражена той необычайной искренностью и доверчивостью, с которыми он вдруг рванулся к ней. К тому же он затронул потаенные струны ее души. Это точно. Уж чточто, а кошмар заточения и безболезненная, но ужасающая пытка несвободой были ей хорошо знакомы. Знала она и что такое контраст.
Все это было в ней задолго до того, как она впервые заметила его и стала избегать.
В этот миг Маша испытывала нечто гораздо большее, чем просто влечение. Она едва сдержалась, чтобы не броситься к нему на шею. Ей хотелось ласкать, ублажать его губами, языком, всей своей плотью – показать ему, как она его понимает, как рада близости их душ… Однако, как было сказано, броситься на шею она, конечно, не решилась. Она вовсе не собиралась начинать войну с самой собой. Слишком дорого было для нее хрупкое перемирие между собственными сердцем и головой. Она не желала снова превращаться в придаток чужой души.
– Значит, вы
– Теперь мне даже удивительно, что я мог стать кемто еще, а не военным.
– Я вас понимаю…
Он ничего не ответил, только пытливо взглянул ей в глаза.
– И вот вы – полковник… – медленно проговорила Маша, после долгой паузы. – Что же, в наше время жизнь военного вещь, так сказать, обоюдоострая. Нищета и заброшенность в целом, но зато возможность сделать блестящую карьеру в условиях войны. Никогда не останешься без работы. Дело, конечно, небезопасное, но не более, чем, например, бизнес и коммерция.
– Или журналистика, – спокойно добавил полковник.
И снова Маша была вынуждена согласиться.
– Зато, – упрямо продолжала она, – бравому полководцу никогда не поздно перекваливицироваться в политика или того же коммерсанта.
– А бойкому журналисту разве нет? – искренне удивился полковник, и Маша была вынуждена убрать коготки и переменить тему.
– Служба, наверное, поглощает все ваше время, да? – осторожно поинтересовалась она. – Я хочу сказать, что его не хватает для… – И запнулась.
«Для семьи. Вообще, для личной жизни, – хотела сказать она. – А может быть, это не причина, а следствие, – промелькунуло у нее в голове. – Может быть, именно поэтому он здесь?..»
Он решительно качнул головой, давая понять, что разговор о его персоне закончен.
– Ну а теперь поговорим о вас, – предложил он. – Расскажите мне немного о себе. То, что вы молоды, красивы и уже успели блеснуть на телевидении, это на поверхности. Но что поглубже?
Маша насторожилась. Как соблазнительно – просто взять и выложить о себе все—все—все. Излить душу этому незнакомому офицеру, случайному встречному, с которым, уехав в Москву, она, скорее всего, больше никогда не увидится.
Однако инстинкт подсказывал, что если уж она порешила отдать ему свое тело, то душу желательно приберечь для себя.
– Ну вас, я вижу, армия тоже держит в прекрасной форме, – сказала она, отделываясь ответным комплиментом. – Вы подтянуты, энергичны…
Он заметно смутился.
– Я регулярно делаю зарядку. Не пренебрегаю этим даже в полевых условиях…
Он тоже решил отшучиваться, подыгрывая Маше.
– Ну а вам, наверное, особенно приходиться поддерживать себя в форме? – спросил он.
На самом деле, его ничуть не интересовало, следит ли она за своей формой, фигурой, тонусом и прочим. Куда любопытнее было бы узнать, скажем, почему в ее возрасте она до сих пор не обзавелась ребенком.
А обстоятельства были таковы, что прошло вот уже три года с тех пор, как Маша произвела ребенка, который оказался задушен пуповиной, обвившейся у него вокруг шеи. И до сих пор Маша не могла об этом говорить… Как объяснить, что с самого начала все происходящее с ней было одним ужасным недоразумением. Она оказалась в ловушке с того момента, как ее пронзила Эдикова сперма.