Сильный яд (Другой перевод)

Дороти Ли Сэйерс не считала себя феминисткой. Но она всю жизнь задавалась вопросом, почему мужской пол считается по отношению к женскому «противоположным», а не «соседним». В этом она, безусловно, далеко опередила свое время — а может быть, и наше.

В ее собственной личной жизни это счастливое «соседство» не сложилось, но она щедро подарила его своим героям, лорду Питеру Уимзи и Гарриет Вэйн. Целое поколение англичан, на чью жизнь пришлись две мировые войны, было занято пересмотром границ и стереотипов, в том числе связанных с отношениями мужчин и женщин. Старые правила игры больше не годились, о новых только предстояло договориться. Дороти Сэйерс была из тех, кому нелегко дался путь по этой ничейной земле.

Детство

в доме священника

Детство ее было вполне идиллическим — она родилась 13 июня 1893 года, в конце долгого и стабильного правления королевы Виктории. Родилась в Оксфорде, волшебном «городе грезящих шпилей», как назвал его Мэтью Арнольд; ее отец был священником (и сыном священника), музыкантом и филологом-классиком (все эти занятия традиционно сочетались в университетской жизни). Преподобный Генри Сэйерс был капелланом собора Крайст-Черч и директором соборной певческой школы — он учил мальчиков пению и латыни. В колледже Крайст-Черч все еще преподавал эксцентричный математик Чарльз Латвидж Доджсон — он же Льюис Кэрролл, автор знаменитых сказок об Алисе. В семье ходила легенда, что когда нянька катала маленькую Дороти в коляске по улицам Оксфорда, Кэрролл несколько раз попадался им на пути и улыбался маленькой девочке. Трудно ручаться за достоверность этого рассказа, но и ничего невероятного в нем нет.

Мать Дороти, Хелен Мэри Сэйерс, урожденная Ли (в семье ее всегда называли Нелли или Нелл), была дочерью юриста и племянницей довольно известного писателя Персиваля Ли, который работал в журнале «Панч», играл на сцене в качестве актера-любителя и приятельствовал с Диккенсом и Теккереем. Дороти Сэйерс всегда предпочитала материнскую родню отцовской, хотя с отцом была очень близка. Мать была женщиной привлекательной, живой и умной, с прекрасным чувством юмора. Нередко она хохотала до слез — дочь унаследовала эту ее особенность.

Дороти в возрасте шести лет

Дороти была единственным и довольно поздним ребенком. Кроме нее и родителей, в доме жила бабушка (мать Генри) и две тетушки — Мэйбл Ли и Гертруда Сэйерс. Несмотря на то что у Дороти была няня, девочка проводила много времени с родителями, бабушкой и тетушками и не воспитывалась в строгих викторианских традициях, согласно которым «ребенка должно быть видно, но не слышно». По утрам мать брала ее с собой в кровать и читала ей вслух, и Дороти очень рано выучилась читать, одновременно слушая и глядя в книгу. В своих неоконченных мемуарах под названием «Мое эдвардианское детство» Дороти вспоминает, как однажды отказалась идти гулять с няней, устроила истерику, каталась по полу — и тогда ее отшлепали. «Если психоаналитикам это о чем-то говорит, пусть это будет мой им подарок», — ядовито замечает она. Однако очевидно, что случай этот был исключительным, родители всегда старались обращаться с ней как со взрослой.

Когда Дороти было четыре с половиной года, ее отцу предложили приход на Севере Англии, в крошечной деревушке Блантишем-кум-Эрт. Преимуществами этого поста были большой дом и большое жалованье, а недостатком — расставание с любимым Оксфордом. Семья решилась на переезд. Вся прислуга (кухарка, слуга, три горничных и няня) согласилась переехать вместе с семьей.

Дом священника был огромным, его окружал сад размером в два гектара, с газонами, цветами и деревьями. Мать Дороти, получив небольшое наследство, со вкусом обставила новое жилье. У Дороти было две детских — дневная и ночная; кроме того, в конюшне жил настоящий пони по имени Дженни. Прихожане церкви были в основном фермерами, в окрестностях не было даже врача. Впоследствии Дороти Сэйерс описала быт сельского священника в романе «Девять ударов» (Nine Tailors).

Когда Дороти исполнилось шесть, отец пришел к ней в детскую с потрепанной черной книжечкой и сказал: «Думаю, дорогая, ты уже достаточно подросла, чтобы приступить к латыни». С этого дня

они ежедневно занимались латынью. Отец также учил ее игре на скрипке, с матерью она писала диктанты; вдобавок с ней постоянно занимались гувернантки (с расписанием уроков и каникулами — как в школе). Ей разрешалось брать любые книги, без каких-либо запретов. Дороти много читала сама, но любила, когда ей читали взрослые. Бабушка с выражением читала вслух Вальтера Скотта, тетя Мэйбл — Диккенса. Дороти рано начала писать стихи и пьесы, причем пьесы непременно игрались на импровизированной сцене — с самодельными костюмами, декорациями и программками. Родители разделяли эту рано вспыхнувшую любовь к театру — они помогали с костюмами и декорациями, с удовольствием смотрели спектакли и раз в год возили дочь в Лондон на какое-нибудь представление.

Дороти в костюме Атоса

Родителей беспокоило, что Дороти растет практически без детского общества, и они часто приглашали погостить ее кузенов и кузин. Любимой кузиной Дороти была Айви Шримптон — одна из племянниц матери. Айви выросла на ферме в Калифорнии, она была старше Дороти на восемь лет, но, несмотря на разницу в возрасте, девочки отлично ладили, вместе читали книги, а в разлуке вели активную переписку. Их особенно сблизило увлечение романами Дюма. Дороти прочитала «Трех мушкетеров» по-французски, когда ей было тринадцать, и с тех пор жила в мире мушкетеров, гвардейцев кардинала, дуэлей и интриг. У нее был великолепный костюм Атоса — именно эту роль она выбрала для себя, и все остальные домочадцы были тоже вовлечены в игру. Отец в накладной бороде изображал Людовика XIII, мать была кардиналом Ришелье, а Айви стала герцогиней де Шеврез.

Уже тогда, в эту пору запойного чтения, бурного сочинительства и лицедейства, Дороти предсказывает себе большое будущее. В очередном письме Айви она делает приписку:

Сохрани это письмо — когда «Атос» прославится на литературном поприще, оно будет иметь большую цену. Мы увидим его копию в «Стрэнде» или в другом журнале, с подписью: «Рис. 19. Уникальный автограф, страница из чрезвычайно ценного письма, находящегося в собственности мисс Айви Шримптон».

Школа

Родители Дороти были весьма прогрессивными людьми в том, что касалось женского образования. Не каждому отцу пришло бы в голову учить дочь латыни. Дороти вообще воспитывалась скорее как мальчик, чем как «барышня» — родители очень серьезно относились к ее интеллектуальным запросам, она привыкла играть по правилам, не плакать на людях, пользовалась большой свободой и общалась со взрослыми на равных.

Мать Дороти всю жизнь жалела, что не училась в университете: в ее время это было уже возможно, первый женский колледж в Кембридже открылся в 1869 году, в Оксфорде — в 1878-м. Отношение в обществе к ученым женщинам было неоднозначным, как в университетской среде, так и вне ее. Многие полагали, что в университете девушки становятся «синими чулками» и «старыми девами», неспособными исполнять свои основные обязанности жен и матерей.

Однако родители Дороти считали иначе. Они мечтали послать ее в самый передовой из оксфордских женских колледжей — Сомервиль. Поступить туда было трудно, еще труднее — получить стипендию, которая покрывала бы расходы на обучение. Было решено отправить Дороти в одну из школ, которые готовили к университетским экзаменам. В результате долгих размышлений они выбрали школу Годольфин в Солсбери. В неоконченном романе Дороти Сэйерс «Кэт О’Мэри», в котором явно много автобиографического, пребывание героини в школе рисуется как несчастливое время. Однако автор самой полной биографии Сэйерс, ее подруга и соавтор Барбара Рейнольдс, приводит множество отрывков из писем Дороти, в которых та благожелательно описывает учителей и соучениц, с восторгом рассказывает о школьных спектаклях, радуется музыкальным занятиям. Известно, что академические успехи ее были весьма выдающимися, хотя в письмах она упоминает в основном концерты, пьесы и танцы.