Сильвия и Бруно

Кэрролл Льюис

— Тсс! — перебила Сильвия. — Другой Профессор что-то хочет сказать.

— Я постараюсь минимизировать это Стихотворение. То есть, сделать его поменьше, — потупив глаза, сообщил Другой Профессор печальным голосом, который совсем не вязался с его лицом, ведь он забыл, что всё ещё продолжает весело улыбаться. («Только это вряд ли была улыбка, — говорила впоследствии Сильвия, — просто, наверное, рот у него сделан такой формы».)

— Только бы получилось! — воскликнул Профессор. — Впрочем, чему быть, того не миновать!

— Запомни это! — прошептала Сильвия Бруно. — Очень хорошее правило на тот случай, если ты поранишься.

— И на тот случай, если я начну шуметь, — добавил маленький проказник. — Так что не забывай его тоже, сестрица!

— О чём это ты? — произнесла Сильвия, усиленно пытаясь нахмуриться (любопытство мешало ей).

— Я ведь постоянно, — продолжал Бруно, — слышу от тебя: «Можно поменьше шуметь?» И я всегда отвечаю тебе: «Нельзя». Потому что чему быть, того не мини… зовать».

ГЛАВА XI. Питер и Пол

— Как я уже говорил, — начал Другой Профессор, — нужно всего лишь придумать Стихотворение, в котором встречались бы эти слова — ну вот такое хотя бы:

«“Как беден Питер, — думал Пол. — Но с ним друзья недаром мы. И хоть я сам почти что гол, Я

дать готов ему взаймы. Как меркантилен этот век! Одним собою занят всяк. Я НА ПОЛСОТНИ ФУНТОВ ЧЕК Для Пита выпишу, вот так!” В восторге Питер — наступил В судьбе счастливый поворот! Распиской Полу подтвердил, Что всё до шиллинга вернёт. И Пол сказал: “Не тратя слов, Мы установим дату всё ж. Ты деньги к маю приготовь — Четвёртого числа вернёшь”. Но Пит ему: “Сейчас апрель! Уж первое число, заметь. Ты дал мне только пять недель — Чихнуть, и то мне не успеть! Поторговать бы мне хоть Я здесь куплю, а там продам”. Но Пол ответил: “Не пойдёт. Прости, ни дня ещё не дам!” Ответил Питер: “Хоть бы так! Тогда скорее чек давай. Я выпущу пакет бумаг, Чтоб заработать честный пай”. Но Пол ему: “Куда — скорей! Тебя ссужу я, ты мне верь. Вот через десять, скажем, дней, Но неудобно мне теперь”. Летят недели, ходит Пит, Но всё ни с чем идёт назад. Ведь Пол одно ему твердит: “Сегодня неудобно, брат!” Прошли апрельские дожди, К концу подходят пять недель, А Пол заладил: “Жди да жди!” Тянул, короче, канитель. Пришло четвёртое, и Пол С юристом входят к Питу в дом. “За долгом я, вишь, сам зашёл, Давай расплатимся добром”. От горя Питер сам не свой; Он рвёт власы; растерян Пол. Уж кудри скошенной травой  У ног друзей устлали пол. Жалел беднягу сам юрист, Бросал на Пита слёзный взор. Что делать — вот он, этот лист; Подписан Питом договор! Юристу, впрочем, не впервой; И взял он свой обычный тон: “Платите лучше, милый мой, Не то рассудит вас закон!” Тут молвил Пол: “Ужасный час! О Питер-друг, остановись! Не рви ты кудри, горячась: Богат не станешь — станешь лыс! Приди в себя скорей, молю! Ты в крайней горести своей Не умножай печаль мою И эти кудри пожалей!” “Желал бы я вам отплатить, — Ответил Пит, — от всей души. Я верность дружбе оценить Умею. Но к чему спешить? Пускай и впрямь велит закон: Чего не брал — отдай назад! Такой расчёт, однако ж, — он Уж больно неудобен, брат! Пол благороден — я бы так И про себя желал сказать. (Тут Пол зарделся, словно рак, И долу опустил глаза.) Но всё поглотит этот долг, Что я сумел за жизнь скопить!” “Нет, нет, мой Питер! — молвил Пол. — Судьбу не можешь ты хулить! Ты уважаем там и здесь, Не носишь рвань и вроде сыт; Ещё и средства, вижу, есть В цирюльне подзавить усы; Хоть Благородством ты и впрямь, Сказать по правде, обделён, — Путь Чести короток и прям, Хоть неудобен, точно, он!” А Питер: “Да, я в свете свой, И с голодухи мне не выть, И ухитряюсь в выходной Усы нафабрить и завить. Но мой доход ничтожно мал, Увы, совсем не по трудам. А посягать на капитал Так неудобно — знаешь сам!” А Пол — своё: “Плати же долг! Расписку сам же ты мне дал! И что с того, не взять мне в толк, Что он проглотит капитал? Ты мне был должен час назад, Однако, дружество любя, На это я закрыл глаза И НЕ ВОЗЬМУ ЛИХВЫ С ТЕБЯ!” Воскликнул Пит: “Вот это друг! Продам я галстук сей же миг! Продам я пару лучших брюк И выходной продам парик!” Решил он с этим поспешить — Распродал быстро что кому. При этом становилось жить Всё неудобнее ему. Совсем поизносился Пит — Скелет, да кожа лишь на нём. В слезах он через год вопит “Ты обещал мне, Пол, заём!” А Пол: “Смогу — так выдам чек; Лишь соберу деньжат опять. Ах, ты везучий человек! Тебе ли, Питер, горевать! Да, у меня живот большой, Но я тому отнюдь не рад: Давно уж нет охоты той, Когда к обеду мне звонят. Но ты счастливее, дружок: Как мальчик, худенький на вид; Приятно действует звонок На твой здоровый аппетит!” Ответил Питер: “Знаю сам, Каких я преисполнен благ; Их все я с радостью раздам, Когда возьмёт какой дурак! Ты мнишь — здоровый аппетит, Скажи-ка лучше — волчий глад; Такой тоской звонок звучит, Когда не для меня звонят! Одет я — нищему под стать, Мои ботинки — просто стыд; Ах, Пол, да мне бы фунтов пять, Чтоб я обрёл приличный вид!” А

Пол: “С чего ты слёзы льёшь? Какой упаднический тон! Никак ты, видно, не поймёшь, Что благодатью осенён! Перееданье не грозит, Костюм так живописно рван! А голова тогда болит, Когда деньгой набит карман. Воздержан ты — гордись собой, Ведь это высшее из благ. Признай же — образ жизни твой Весьма удобен — что, не так?” Ответил Пит: “Готов признать Глубины мудрости в тебе. Однако должен указать Несообразность, даже две. Ты мне ни шиллинга не дал, Моей распиской заручась Когда ж расплаты срок настал — Явился точно в день и час!” “Несправедлив ты, — молвил Пол, — Ведь тут вопрос в защите прав: Когда вернуть мне нужно долг, Я пунктуален, здесь ты прав. Пусть каждый платит по счетам; А кто поднакопил деньжат — Тот, право, выбирает сам, Когда удобнее ссужать!” Раз Пит обедал сухарём (Давно он хлеба не держал), Как Пол стремглав ворвался в дом И руку дружески пожал. “Чужих не нужно, — молвил Пол, — Во избежание обид. Хоть я юриста и привёл, Но он за дверью постоит. Давно в нужду ты впал, мой друг! Но, сколько бедность не являл, Тебя чуждались все вокруг, А я тебя не оставлял! С годами опустел твой дом, И столько слёз ты в нём пролил; Но вспомни, брат, — при всём при том Как я к тебе благоволил! Не просто так пришёл я, друг! Придумал я отличный ход. Он стоит многих тех услуг, Что делал я за годом год. Но про меня — ни-ни, молчок — Хоть много сделал я чего: Сильнее, чем любой порок, Я ненавижу хвастовство! Я столько тратил с детских лет, Чтоб помогать друзьям во всём! Как и тебя — других от бед Я спас первоапрельским днём! Ты был последним! Истощась, Уж мой закончился запас. Но Благородство — это страсть! ТЕБЯ СПАСУ И В ЭТОТ РАЗ!” “Не надо, — добрый Пит сказал, Стерев слезу, ему в ответ. — Ведь ты и так меня спасал На протяженье стольких лет! Ты так любезен, что заём Ты предлагаешь мне опять; Но только, друг, удобства в нём Большого нет — ни дать, ни взять!”»

— В этом-то и заключается разница между удобным и неудобным. Теперь, надеюсь, тебе понятно? — спросил Другой Профессор, ласково глядя на Бруно, который сидел рядышком с Сильвией на полу.

— Да, — очень тихо отозвался Бруно. Столь короткий ответ был совершенно не в его характере, просто в настоящую минуту, как мне показалось, мальчик был порядком утомлён. И в самом деле, он взобрался к Сильвии на колени, склонился головкой к её плечу и прошептал: — Как много в этом Стихотворении строчек!

ГЛАВА XII. Музыкальный Садовник

Другой Профессор с беспокойством посмотрел на него.

— Маленькое существо должно лечь в кровать, и лучше сразу, — авторитетно заявил он.

— Так уж и сразу! — отозвался Профессор.

— Именно, именно! Укладывать за два раза — лучше и не пытаться, — ответил Другой Профессор.

Его коллега только руками всплеснул.

— Видала? — обратился он к Сильвии. — Кто ещё способен столь же ловко выдумать довод? Конечно, не нужно пытаться за два раза! Если разделить мальчика надвое, ему не поздоровится.

Это замечание резко вывело Бруно из оцепенения.

— Не хочу я, чтобы меня делили надвое, — решительно заявил он.

— Нет-нет, достаточно будет просто показать это на графике, — сказал Другой Профессор. — Изображу вам сию секунду, вот только мел немного притупился.

— Осторожнее! — в тревоге воскликнула Сильвия, когда он весьма неуклюже принялся его затачивать. — Вы себе палец отрежете, если будете так держать нож!

— А когда отрежете, дадите мне? — снова встрепенулся Бруно [37] .

37

Вероятно, Бруно вспомнилась детская песенка:

Дядя, дядя, не хотите Поменяться вы со мной? Если палец мне дадите, Дам я тоже пальчик свой!

Эта песенка входит в известное собрание английских детских стишков и песен «Рифмы Матушки Гусыни».

— Должно выглядеть примерно так, — сказал Другой Профессор, торопливо вычерчивая на классной доске длинную линию со стрелкой на конце и помечая её возле стрелки буквой x. Посередине линии он поставил жирную точку и обозначил её буквой А. — Сейчас объясню. Если ось «икс» разделить надвое в точке А, мы получим две полуоси, которые...

— Которые упадут на землю, — уверенно произнёс Бруно.

— Что упадёт на землю? — в замешательстве остановился Другой Профессор.

— Две полуосы, конечно же! — сказал Бруно. — Ведь половинки осы не могут летать.

Пришлось Профессору поспешить на выручку коллеге, ибо Другой Профессор был совершенно сбит с толку и забыл, что хотел доказать своим графиком.

— Когда я сказал «не поздоровится», — пояснил Профессор, — я имел в виду просто-напросто нервную деятельность...

Другой Профессор моментально просиял.

— Нервная деятельность, — торопливо заговорил он, — является на удивление медленным процессом у некоторых людей. Был у меня друг — так если его обожжёшь раскалённой кочергой, годы пройдут, прежде чем он это почувствует!

— А что будет, если его только ущипнуть? — спросила Сильвия.

— Тогда он, представьте себе, почувствует ещё позже. Я даже сомневаюсь, что он успеет почувствовать это сам. Скорее всего — его правнук.

— Не хотел бы я быть правнуком ущипнутого дедушки. А вы, господин сударь? — прошептал Бруно мне. — Только-только захочется быть счастливым, а тут приходит дедушкин щипок!

Проговорив это, мальчик внезапно взглянул мне прямо в глаза, и мне стало неловко оттого, что на его замечание никто не спешит ответить.

— А тебе всегда хочется быть счастливым, Бруно? — спросил я у него.

— Не всегда, — твёрдо произнёс Бруно. — Иногда, когда я слишком счастливый, мне хочется побыть чуть-чуть несчастным. Тогда я говорю об этом Сильвии, и она задаёт мне какой-нибудь урок. И всё происходит.

— Мне жаль, что тебе не нравятся уроки, — сказал я. — Тебе следует брать пример с Сильвии. Она-то занята весь долгий день.

— И я тоже! — ответил Бруно.

— А вот и неправда, — вмешалась Сильвия. — Ты занят весь короткий день.