Сильвия
Шрифт:
– Но ведь это я и хотела сказать вам, – воскликнула она. – Конечно, нет!
– Вы уверены в этом? – повторил он.
Она хотела ответить, но он не дал ей произнести ни одного слова.
– Подумайте хорошенько. Я хотел бы, чтобы вы поняли меня. Тут не должно быть никакого недоразумения. Подумайте о вашей семье, о ваших друзьях, о всей вашей среде. Вы уверены, что между нами никогда не встанет преграда?
Она изумленно смотрела на него. Ведь он спрашивал ее, может ли он любить ее, может ли он быть близким ей. Но у нее вовсе не
– Подумайте, – повторил он, – и не давайте мне уклончивых ответов. Скажите мне только правду.
Он смотрел на нее в упор. Она молчала и думала. Когда она заговорила, голос ее дрожал.
– Между нами никогда не встанет никакая земная преграда!
Она не в силах была больше смотреть на него и залилась румянцем. Это была одна из ее ужасных привычек: она внезапно краснела, как пион.
Надо было что-нибудь сказать, что-нибудь сделать, чтобы выйти из неловкого положения, которое она чувствовала. От него помощи нечего было ждать. Она подняла глаза.
– Стало быть, мы теперь друзья? – спросила она.
– Да, – ответил он.
– Ну, тогда, – сказала она, смеясь, – вытащите, пожалуйста, из-под моего седла кольцо. Еще потеряется!
Он с изумленным лицом достал кольцо из-под седла и, догадавшись наконец в чем дело, расхохотался вместе с нею.
– Ну, а теперь, – ласково воскликнула Сильвия, – садитесь на лошадь. Едем!
Она хлопнула рукой свою лошадь и пустила ее галопом; она слышала за собою топот копыт его коня и в неудержимом порыве веселья запела:
Спешите, вставайте, день занялся На тихо дремавших горах. Я слышу лай псов, охотничий рог В дремучих манящих лесах!12
Они стали добрыми друзьями. Все тяжелые вопросы были выяснены, и оба жадно пили из кубка молодой радости. Сильвия никогда еще в своей жизни не была так блаженно возбуждена. Волны восторга взметались в ней одна за другой и возносили ее высоко на свои гребни. Она смеялась, пела, она бездумно носилась над стремниной своей фантазии. И на прогулках слышала за собою топот лошадиных копыт: мечта сказочно воплощалась в действительность.
В то же время она не переставала изучать своего спутника. Она всегда внимательно вглядывалась в людей, которых встречала. Наконец-то, наконец-то она встретила человека, который может быть самим собою, который может смеяться и веселиться от всей души. Он сбросил с себя уныние, радостно скакал за нею и удивлялся ей, восхищался ею. И она чувствовала его восхищение, как горячее дыхание ветра.
Однажды она остановила лошадь, едва дыша от волнения.
– Ах, Господи, как я заговорилась. И мы, наверно, в нескольких
– Да, вероятно, – ответил он.
– А я еще не завтракала. Надо вернуться домой! Он ничего на это не сказал, и они поехали обратно.
– Приезжайте повидаться со мной. Завтра после обеда я уезжаю.
Он покачал головой.
– Не зовите меня, – ответил он. – Вы знаете, я не подхожу к вашему обществу.
Она хотела было возразить, но вспомнила Билли Ольдрича с его высокими воротничками и модными булавками, вспомнила Малькольма Мак-Каллума с его камердинером-японцем. Нет, не надо настаивать. И потом, она не хотела, чтобы эти люди узнали ее тайну.
– Но где же мы можем встретиться? – спросила она и сама изумилась своей отчаянной смелости.
– Мы могли бы и завтра утром прогуляться вдвоем, – просто и спокойно предложил он.
Она ответила согласием, и они расстались на том месте, где дорога поворачивала к парку миссис Венэбль.
Он начал было благодарить ее, но она вдруг испугалась чего-то и не в силах была дольше стоять перед ним и слушать его голос. Она быстро махнула ему рукой и отъехала, ослабев от волнения.
Ехать одной ей пришлось еще около мили, и все это время ей казалось, что он едет рядом с нею. Она слышала топот копыт его лошади и чувствовала на себе его взгляд. Вспомнила Леди Ди и не могла не рассмеяться. Что бы сказала Леди Ди? Сколько правил светского кокетства она нарушила в продолжение этих двух коротких часов! Подумав немного, она утешила себя мыслью, что в этой игре должны быть и такие ходы, такие приемы, о которых не ведала Леди Ди. Не так уж плохо она вела игру.
Немного времени спустя она все рассказала Гарриет Аткинсон. Она не хотела этого, но тайна ее рвалась наружу. Ей необходимо было рассказать кому-нибудь, чем полна была ее душа.
– О дорогая моя, – воскликнула она, – это удивительный человек!
– Кто? О ком ты говоришь? – спросила Гарриет.
– О Франке Ширли!
– Как! Вы познакомились?
– Познакомились! Мы ездили вместе верхом все утро, и он почти что сделал мне предложение.
– Сильвия! – изумленно воскликнула Гарриет.
– Да, – сказала Сильвия и вдруг притихла, задумалась и добавила: – Завтра он, быть может, окончательно объяснится со мною…
– Солнышко, – воскликнула ее подруга, – ты ангел или бесенок?
Сильвия ничего не ответила. Она села за рояль и запела любимую сентиментальную песенку.
Сильвия в этот день была вся во власти своих чувств. Помимо того, надо было все время быть на людях и исполнять свой светский долг: спуститься вниз к завтраку и извиниться за свое странное желание ездить верхом одной; участвовать в охоте на перепелов и напоминать Чарли Пейтону, чтобы он время от времени стрелял; надо было завить волосы и выбрать платье для обеда – и все это время сознание счастья было так сильно в ней, что порою едва не переходило в чувство мучительной боли.