Силы Хаоса: Омнибус
Шрифт:
В другой руке он держал пульт. Лефурион нажал на кнопку, поднимающую мед-платформу, на которой лежал Ардантес.
Когда платформа медленно встала под более острым углом, Ардантес увидел трофеи из частей тел, свисавшие с крюков в разделочном зале апотекария. В стеклянных колбах в густой желтой жидкости плавали органы. За ними, в задней части отсека, висело тело, так же, как тело Вайдара. У него не было головы, пока, но к неполному туловищу была прикреплена рука. Она принадлежала Кейдену — не узнать его демоническую плеть было невозможно.
Ардантес вспомнил отметины на голове и шее Вайдара. Их изгибы совпадали с изгибами
— Месть? Все это ради нее? Ты создашь скульптуру из братьев, причинивших тебе зло?
Лефурион положил пульт. Теперь Ардантес был в том положении, какое было нужно апотекарию.
— Существует раса созданий — причудливых, роботоподобных существ, которые в совершенстве овладели магическими секретами биопереноса, — он сделал шаг назад, указал на свое разрушенное тело. — Мне больше не придется жить калекой.
Ардантеса охватил страх — настоящий, человеческий страх. Это было странное чувство, но не совсем неприятное. Лефурион, казалось, не заметил этого, и продолжил, готовя пилу к операции:
— Эльдарам принадлежат технологии, позволяющие оживлять мертвых, хотя бы частично. Как видишь, Ардантес, я создал сосуд, и совсем как наши досточтимые братья, бредущие от битвы к битве в своих гробах из безумия и боли, я тоже буду существовать в другом носителе. Однако мой переход будет безупречным. Каким был и я… давным-давно.
— Чего ты хочешь, Лефурион?!
Апотекарий покачал головой, словно удивленный, что ответ не был очевиден.
— Да ведь того же, чего и ты, Ардантес.
Он приблизился, активируя пилу. Вращающиеся зубья коснулись кожи, и уже секунду спустя вгрызались в плоть.
Его собственные крики и гул двигателей почти заглушили последнее слово, которое Ардантес услышал в своей жизни.
— Совершенства.
Пожиратели Миров
Джош Рейнольдс
В память об Эниалие
Маракитед, димахурий 685-й гладиаторской группы, вонзил лезвие цепного топора в корпус фрегата типа "Гладий", закрепив себя и свой груз, когда раненный корабль поддался гравитационному ускорению и начал кружиться в предсмертных судорогах. Снопы пламени вырывались из ран, разрывов в серебристо-синей шкуре, и быстро гасли в леденящей пустоте. Не было слышно ни звука, лишь тихая дрожь, исходящая от трещащих под напором пластин корпуса, отдавалась через подошвы сапог волнами удовольствия в багровых каньонах его разума.
Частичка человека, которым он когда-то был — до Ариггаты, Истваана и Скалатракса — знала, что на корабле, по которому он пробирался, было, по крайней мере, двадцать тысяч членов экипажа, а также небольшое подразделение Ультрамаринов. Но от терзающих, впивающихся в спутанные мысли Гвоздей Мясника Маракитед мог думать лишь о двадцати тысячах черепов, что он соберёт топором или как получится. О двадцати тысячах душ, которые он возложит к ногам своего друга и брата, Весельчака Эниалия, чтобы тому не пришлось склониться перед Троном Черепов с пустыми руками.
Он протянул руку и погладил кровавые останки этого достойного воина — Весельчака Эниалия, Багряного
Багровые тени его карабкающихся по корпусу братьев — тех, кто выжил — привлекли внимание димахурия. Его собратья по резне — воплощения предсмертного гнева братства, чьи кровавые деяния в сегментуме были одой убийствам. Они цеплялись за обшивку корпуса, ища входы, или тяжело забирались в зияющие раны, оставленные "Ободранной головой" в бесчувственной плоти врага, когда два фрегата встретились над серым миром, медленно вращающимся внизу. Маракитед не знал ни его имени, ни даже того, зачем они пришли. В небесах была война — всюду вокруг в безмолвии сражались боевые крейсера и фрегаты, вспыхивали оружейные батареи, извергая в пустоту беззвучные снопы молний.
На чьей они были стороне на этот раз? Чьи капризы привели их сюда? Эниалий бы знал — он всегда знал такие мелочи. Знать и помнить то, чего не могут другие — таков был его долг как брата и капитана. Маракитеда же заботил лишь бой вокруг, но эти мысли хлопали на задворках разума, словно крылья пойманной птицы, требуя внимания. Он отбросил их, отмахнулся от забот с привычной лёгкостью. Гвозди помогали в этом. Боль направляла, словно посадочный маяк, показывала ему путь к цели.
Корабль под ним содрогнулся. "Двигатели", — подумал Маракитед. Последовала яркая, почти ослепительная вспышка света, и он ощутил, как корабль извергает свои кишки в пустоту. "Ободранная голова" умерла, но забрала с собой врага. Экипаж охотно подчинился его приказу броситься вперёд и дать бой врагу, укравшему у Эниалия славу. Даже слишком охотно. Они протаранили вражеский фрегат. Прошедшая вдоль "Ободранной головы" череда взрывов поглотила экипаж и большинство братьев-мясников. Лишь немногие успели добраться до абордажных капсул прежде, чем корабль развалился. И теперь они оказались в западне на корпусе вражеского фрегата — падающего, увлекаемого навстречу року трупом "Ободранной головы". Конечно, там они и хотели оказаться, но всё же… Маракитед почти слышал, как ему перелопачивает кости Эниалий.
Звёзды и горящие штурмовые корабли кружились вокруг головы Пожирателя Миров, словно в безмолвном хороводе. На мгновение некая тихая часть него вспомнила давно минувшие времена, когда он стоял в нефе кафедрального мира под невероятно прекрасной фреской, тянущейся на мили во все стороны. Там они слушали, как с губ брата Красного Ангела, Лоргара, срываются проповеди об огне и крови. Эти слова погружались в их сердца и души так же, как гвозди впивались в мозги, и братья кричали, кричали, кричали до хрипоты.