Силы Хаоса: Омнибус
Шрифт:
Перед нами шел Валикар, и рабочие с прислужниками протирались ниц, когда мы проходили мимо. Мы шли по общим помещениям, минуя комнату за комнатой и направляясь в лежащие за ними охраняемые хранилища. Температура падала, на моем ретинальном дисплее вспыхивали руны. Леор и Нефертари, чьи лица были неприкрыты, выдыхали в холодный воздух облачка тумана.
В тот же миг, когда мы вошли в хранилище, мне пришлось остановиться и ухватиться за железную дверную раму. Меня захлестнул и пронзил голод, настолько яростный, что у меня выступил пот. Рядом со мной низко, с придыханием зарычала Гира.
Я чую Дваждырожденных.
— В
— Ничего, ничего, — мне потребовалась секунда, чтобы закрыть свой разум от любых вторжений, перекрыв самому себе восприятие чужих эмоций. Это было внезапно и резко, будто закрываешь глаза или вдруг глохнешь посреди полной людей комнаты, но все равно лучше, чем отвращение к всеподавляющему чувству голода в помещении. Что бы там ни находилось, оно умирало. Меня поразило, что оно еще не было мертво.
Дваждырожденные, — вновь пришел импульс от Гиры.
Перед нами была длинная и высокая стена вертикально стоящих иммерсионных коконов и стазисных саркофагов. В покрасневшей жидкости внутри каждой из капсул бились существа — гуманоиды, но не люди. Напоминавшие руки придатки бессильно цеплялись за укрепленное и прозрачное заговоренное стекло. Истерзанные размазанные черты, когда-то бывшие лицами, пускали пузыри во мгле, прилипали к передним частям капсул и таращились на нас. Челюсти тщетно шевелились, на стекле оставались пятна нечистот в тех местах, где по нему скребли клыки и хлестали длинные языки.
Дваждырожденные. Гира была права. Все они были Дваждырожденными. Я чувствовал сознания людей, которыми они являлись, и нечеловеческие мысли тварей, облекшихся в их тела. Смесь смертного и варпа, уже не первое, но не вполне второе. Эмоция, обретшая форму во плоти.
Иметь психический дар и находиться среди группы одержимых демонами душ означает слышать противоречащие друг другу желания и потребности бессчетного количества конфликтующих сущностей. Однако здесь я ощущал мало подобного. Демоны, воюющие внутри тел заключенных воинов, были настолько похожи, что напоминали друг друга вплоть до самой глубинной сути, совсем как зеркальные копии. Как будто им всем дали жизнь одни и те же эмоции, одинаковые страсти и влечения. Такая степень симбиоза выходила за рамки просто редкости даже у тесно связанных демонов. От противоестественности у меня по коже поползли мурашки, хотя я и приблизился, очарованный самой возможностью этого.
Я подошел к первой из емкостей, пристально глядя на корчащееся внутри тело. Нечто ударилось об оградительное стекло, напрягая мандибулы. Кости его лица были вытянуты и зазубрены, выйдя далеко за пределы человеческого. Шепчущие следы звериного голода существа оглаживали границы моего разума, но на сей раз я был хорошо подготовлен к сопротивлению.
На нем до сих пор был надет поврежденный в бою доспех, окрашенный в угольно-черный цвет юстаэринцев. В иммерсионной жидкости протянулись недоразвитые крылья, которым не хватало места, чтобы широко раскинуться. Состоящие из грязной кости и кожистых перепонок, они обладали своего рода мрачным величием.
— Скольких вы вытащили из обломков «Трех светил»? — спросил у меня за спиной Леор.
Валикар указал на тянущиеся вдоль стен емкости, каждая из которых была сцеплена с химическими фильтрами и системами поддержания жизнедеятельности.
— Двадцать этих. Еще несколько в двух следующих
Так вот что это была за вспышка энергии, которую мы видели в сердце бури. Фальку и его воинам удалось выбраться на «Восход трех светил», но лишь для того, чтобы встретить катастрофу при попытке корабля скрыться. Было совсем не сложно представить изобилие Нерожденных, привлеченных к маяку взрывающегося варп-ядра корабля и тысяч беззащитных человеческих душ на его борту. Был ли Саргон как-то с этим связан? Пытался ли он направить корабль сюда? В подобный час нужды Галлиум являлся для Фалька наиболее очевидной точкой выхода на связь.
— Мы держим их в оцепенении при помощи алхимии, — добавил Валикар. — Некоторые из них сгинули, в других еще проявляются признаки тех, кем они были.
Мне не хотелось спрашивать о пророке Несущих Слово. Я доверял Валикару, как доверял и Кераксии, однако не был уверен, что мне хочется, чтобы кто-то из них понял, насколько далеко простираются мои интересы на самом деле. А чем меньше они знали, тем меньше могли рассказать, если бы их к этому принудили.
Мы двинулись дальше. Нескольких Сынов Гора выдернуло из доспехов. Нескольких — нет.
Фальк, — передал я внутрь емкостей с плотью.
Хайон?
Голос моего брата, хотя лишь едва узнаваемый. Он исходил из капсулы у западной стены. Мы приблизились. Нефертари прошептала что-то, что я не расслышал, поскольку отвлекся, а Леор выругался на уродливом, искусственном наречии своего Легиона.
Когда воины Легионес Астартес получают раны, выводящие их из строя, они обычно реагируют двумя путями. Первый — это стыд. Не меланхолия или горе, а искренний и яростный стыд. Стыд, что остался в живых, а твои боевые братья пали. Стыд, что не сможешь снова держать строй, пока твоими ранами не займутся. Это не сентиментальное хныканье, а рана, нанесенная душе в той же степени, что и телу. Когда ты не в силах более исполнять свое единственное предназначение, то самое, ради которого тебя возвысили над смертными людьми, всегда найдется частица стыда. Сомнение врезается в самую твою суть.
Вторая, гораздо более заметная, реакция — это ярость. Порой она искусственная, или же содержит в себе оттенок театральности, чтобы погасить чувство стыда. Чаще это просто злость — злость на самого себя, что позволил такому произойти; злость на свою никудышную удачу; злость на врагов, какой-то коварный выпад которых проскользнул под твою защиту. Ярость может окрашиваться юмором, упрямством, или же обетами возмездия, даваемыми собравшимся у твоей постели братьям. Внутренняя сила проявляется бесконечным количеством способов, но в центре этой эмоции всегда лежит злость.
Когда я заново открыл свои чувства, чтобы вновь связаться с Фальком, то не ощутил никакой из обычных солдатских эмоций, которых ожидал. Вместо них я почувствовал бурную, ожесточенную сущность, делившую с ним тело, и его собственное изнеможение, окутывавшее разум, словно саван.
Он боролся за контроль над собственным телом. И он очень, очень устал.
Хайон?
Я здесь, Фальк. Я приблизился к стеклянной емкости, глядя на когтистое существо, в которое превратился мой брат. Мне хотелось, чтобы он ощутил, что я рядом, если это вообще было возможно.