Симфония предчувствия. Космологическая поэма
Шрифт:
– Кха! – приземляюсь на пустые руки и провожаю взглядом до круглой норки свою очередную промашку.
Ну, уж тут-то он мой будет наверняка! Раскапываю азартными лапами это сухопутное убежище.
Сейчас, сейчас я тебя схвачу! Тёмная дырка круто уходит все глубже и глубже.
Ну, где же ты? Ага, не уйдёшь! Алчные пальцы ждут шероховатого панциря, готовятся. Песок, песок, вот уже и вода.
А где краб? Куда же он мог деться? Снова несолоно хлебавши. 2:0 не в мою пользу.
Сижу на корточках, выполаскиваю грязь, забившуюся
Изменим тактику, перенесём охоту с суши на море, там им так быстро не побегать. Встаю, направляюсь не спеша прямо на очередную вёрткую балерину. Четыре пары стройных ножек на восьми пуантах задвигались в эмбоите пасах в сторону родной стихии. Несколько мгновений и исполнительница классической тарантеллы скрывается от поклонника под кружевной занавес волны и прибойный шум аплодисментов. – Браво! Не жду выходов на бис, опрометью несусь к тому месту, где скрылось застенчивое дарование, чтобы заключить в объятия. Захожу в тёплую зыбь по колено, всматриваюсь в жёлтое дно.
Где она, где? А вот, недалеко ушла. Осторожно подкрадываюсь, сейчас схвачу.
– Балалам, – шлёпает взбаламученный накат, и всё смешалось.
А где же она? Опять промашка, ну что ты будешь делать!? 3:0 не в мою пользу.
Нацеливаюсь на ещё один подарок природы.
Ну, теперь-то я уже учёный. Захожу на него со стороны моря по пояс в воде. Краб, по всему видно, не понимает такого манёвра, лишь вяло сползает навстречу, погружается в прибрежную лужу и подпускает совсем близко. Вот он приподнялся на дне и угрожает расставленными в изготовке боевыми клешнями.
Ну, у меня-то клешни побольше. Медленно, медленно подвожу их с разных сторон к противнику. Не отводим друг от друга глаз, гипнотизируем. Хвать!
– Уй-ю-юй!!! – Краб отлетает и шлёпается куда-то в море. Трясу и зализываю прокушенный палец.
Какая боль! Какая боль!
Петербург – Керала 4:0.
Или наоборот? Как там у болельщиков?
Какая боль! Какая боль!
Штат Керала – Питер 4:0.
Ну уж дудки, 5:0 не допущу!
Оле! Оле-оле-олеее!!!
Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу!
Опять подкрадываюсь с глубины к новой потенциальной жертве. Опять краб обращает внимание на охотника только тогда, когда тот уже подводит к нему щупальца. Сзади приближается вал. Торопись, скорей…
Рраз! Есть! Ладони накрепко прижимают шершавый панцирь и острые клешни к плотному волнистому дну. Согнутое туловище всплывает в прибылой воде, но руки надёжно удерживают добычу, не давая ей расправить свои ужасные кусачки.
Вот он! Ура! Отквитали! 4:1!
По о-кеану плывёт че-репаха —У-у-у!На че-репахе костяная ру-баха —У-у-у! [17]Вперёд. Дорожка по взморью на юг. Лечу, окрылённый
И чего радуюсь? Ведь не нашел ни клада, ни девушки, а наоборот, бреду, сам не зная куда. Пустынный песчаный пляж у края обрыва, цапля, вышагивающая по взморью, как по клюквенному болоту, орлы, парящие в вышине.
17
Песня туземца-островитянина из телефильма 60-х.
Ох ты даль-то какая! И не видно нигде ни жилья, ни столбика – ширь, простор. Один на земле, во всех её угодьях.
– Эге-гей!
– Ге-гей! Ё!
– Ии-и!
Твоё всё!.. Всё тебе!.. Живи, утопай в раздолье. Пьянею как от любви. Вот она где, воля! Вот она, красота – нескончаемая дорога в счастье. Да где же ещё найдёшь такой восторг? Да все ли знают про это диво, про эту благодать бескрайнего одиночества?!
Оборачиваюсь.
Из-за сильного плеча на краю горизонта, там, где небо сводится с морем, ещё просматриваются белыми царапинами у исполинских глыб буруны разбивающейся стихии, которые пришлось преодолевать недавно.
Далеко уже ушёл от городского пляжа.
У меня есть всё: часы, спички, компас, нож, широкополая шляпа. За спиной вещмешок. В пакете шебуршится добытая на ужин великолепная семёрка пузатеньких крабов. Напеваю песенку из телефильма детства про то, как проклятый белый империалист-колонизатор в пробковом шлеме завернул на катере на тропический остров и отобрал у доброго темнокожего аборигена «Большую Жемчужину» – рыбу-прилипало с помощью которой тот добывал морских черепах и кормил семью.
Если поймать черепаху,Вынуть её из воды,На костяную рубахуБудет в доме много еды.Нас ведёт «Большая Жемчужина»,Домой мы вернёмся с ужином. [18]Было сказкой, а теперь, пожалуйста, наяву: и тёплый океан, и добыча на ужин.
Огибаю красно-бурый ноздреватый обросший пёстрыми ракушками валун.
– Енгине анде! [19] – темнокожий абориген вдруг откуда ни возьмись, сидит на корточках и поднимает в приветствии тонкую десницу.
18
Песня туземца-островитянина из телефильма 60-х.
19
Как дела! (малаялам)
– Оп-па! Вот так встреча! – чуть не наступил, стою и смотрю сверху вниз на худенького мускулистого паренька в набедренной повязке. – Здорово, коли не шутишь!
– Ння! – глянцевый курчавый юноша улыбается и встаёт, кивая на полное ведёрко блестящей рыбки!
– Хороший улов, – улыбаюсь в ответ и развожу пальцы, показывая малый размер, – только уж больно мелкая она у тебя.
– О! – Весёлый индус запускает руку в ведёрко и вытаскивает со дна что-то похожее на приличную щучку.
– А я тоже не пустой, – раскрываю перед ним свой пакет с добычей.