Симфония тьмы
Шрифт:
– Боюсь, что да. Мы вынуждены будем применить чрезвычайный вариант, если они захотят появиться в Женеве. Это может произойти в любой день.
– Что нам делать?
– То, что и раньше. После концерта уезжайте в Буэнос-Айрес. И постарайтесь успокоить Осинского. Я получаю известия из США. Сенатор Доул опять победил на первичных выборах. Видимо, он имеет все шансы быть выдвинутым на съезде республиканской партии, если, конечно, до этого ничего не произойдет. Но мы готовы и к чрезвычайному варианту, Оливейра. Помните об этом.
Якобсон положил трубку. Вытер с лица пот. Его настоящее имя было Рамон Оливейра. Выросший
Торговец недвижимостью был правоверным иудеем, и с тех пор в душе Оливейры укрепилась ненависть ко всем «менялам и торговцам», которые так и не дали ему состояться. В каждом торговце отныне он видел иудея, к которым начал относиться с почти фанатичной ненавистью. Это сказалось на всей его дальнейшей жизни.
После выхода из тюрьмы он снова пытался встать на ноги. Но все его попытки кончались крахом. Именно тогда его нашли представители Фонда, создавшие после войны своеобразный орден, призванный защищать чистоту веры и помыслов новой цивилизации. Вначале все упиралось в деньги. Когда они появились, все пошло гораздо быстрее. Аналитические службы Фонда начали разрабатывать планы внедрения своих агентов влияния по всему миру. На подкуп и шантаж не жалели денег. Цель оправдывала средства. Постепенно Фонд становился ведущей силой, с которой отныне должны были считаться даже ведущие разведки мира.
Его аналитическая служба становится все мощнее и действует все более изощренно. По всему миру появляются агенты влияния, действующие в интересах Фонда и во имя его планов. В эпоху, когда элитарные клубы и общества растут как грибы, все кажется закономерным. Но постепенно деятельностью Фонда все больше начинают интересоваться сотрудники различных спецслужб, сталкивающиеся с людьми Фонда на своих территориях. И тогда наступает новый этап в развитии Фонда, когда его сотрудники бросают вызов могущественным спецслужбам.
И вот теперь все могло разрушиться. Оливейра скрипнул зубами от ненависти. Они даже не могли предположить, что вызов Дронго повлечет такие роковые последствия. Что этот тип сумеет просчитать всю их игру, сумеет переиграть Ястреба, сумеет обмануть Фонд и узнать всю правду о действительных событиях, связанных с подготовкой агентов влияния.
Сначала все шло так, как и должно было идти. В ЦРУ поверили, что главным агентом Фонда является придурок Джордж Осинский. Они видели, какие силы затрачиваются на создание имиджа Осинского, как повсюду в мире пропагандируется его бездарная музыка, и сделали правильные выводы, лишь неверно расставив акценты. Они считали, что именно Осинский наиболее опасен в этом Фонде, и потому решили убрать его с помощью Ястреба.
Такая игра позволяла выявить всех сотрудников ЦРУ в своем ведомстве. Она позволяла рискнуть и сорвать крупный куш, сумев разом избавиться от всех подозрительных и уже завербованных агентов. Она позволяла, подставив Осинского, начать свою игру. А потом они подставили и Дронго. И все было бы хорошо, если бы не этот тип, сумевший-таки все выяснить. Он сорвал не просто игру Фонда. Он вывел их противостояние
Теперь нужно было ожидать мощного ответного удара. Оливейра знал, что на этот счет существуют специальные планы. Знал, насколько страшным может быть возмездие. Фонд был слишком мощной, слишком разветвленной организацией, чтобы его можно было уничтожить одним ударом, он напоминал многоголовую гидру, которая с потерей одной головы отращивала две новые.
Но даже он – Рамон Оливейра, один из самых высокопоставленных сотрудников Фонда, принятый в орден еще пятнадцать лет назад, не знал и не мог знать, кто именно стоял во главе Фонда. Кто был фактическим руководителем их ордена. Наивные люди полагали, что все масоны в массе своей были иудеями. Неистовый Оливейра знал, что это не так. Но он не знал имени Великого Магистра. Это была самая большая тайна Фонда: имена Великого Магистра и четверых его заместителей. Оливейра подозревал, что Асанти мог знать имя, но никогда об этом не спрашивал. В их Фонде не поощрялось любопытство.
Сегодня вечером, на концерте, нужно быть готовым к любым неожиданностям. Оливейра пошел одеваться. Нужно будет держать Джорджа Осинского под строгим контролем. Теперь он опасался любой неожиданности.
На концерт они поехали, как обычно, вместе. Осинский нервно теребил пальцы, а Оливейра смотрел по сторонам, словно ожидая увидеть нечто невероятное. Он понимал, что Дронго может появиться в любую минуту, и он боялся этого появления. Но самым страшным было бы появление Барбары. Если Дронго никто не знает и его заявления будут лишь голословными обвинениями, пусть даже и очень неприятными, то с Барбарой все обстоит несколько иначе. Ее знали многие, ей верил Джордж Осинский. И это обстоятельство может оказаться решающим. Он посмотрел на сидевшего рядом бледного композитора. От этого идиота можно ждать чего угодно.
Зал был переполнен. Осинского сразу отвели в ложу для почетных гостей. Дирижер лично явился, чтобы поприветствовать американского гостя. Маэстро был явно не в духе, и дирижер, привыкший к подобным настроениям среди композиторов, поспешил удалиться.
Концерт начался в точно условленное время. Оливейра, сидя рядом с Осинским в ложе, все время смотрел в зрительный зал, словно ожидая увидеть чудо. Зрители восторженно приветствовали каждое исполнение.
Оливейра продолжал наблюдать за залом. Он помнил слова Асанти о чрезвычайном варианте. И знал, что это может означать. Этого он боялся более всего. Такие действия означали бы, что они впервые бросают вызов, настоящий вызов всему цивилизованному человечеству. И Рамон Оливейра не был уверен в том, что они будут победителями в этой трудной схватке.
Он в очередной раз навел бинокль на зрительный зал. Многих Оливейра знал в лицо. Сюда собрались те, кто обязан был по должности посетить этот концерт, отметившись на нем, как на обязательном мероприятии. Оливейра посмотрел на часы. Скоро объявят перерыв. Он незаметно вздохнул. Кажется, все идет нормально. И в этот момент увидел Дронго.
Оливейра не поверил своим глазам. Он торопливо схватил бинокль. Это был действительно Дронго. Дрожащими руками Рамон Оливейра опустил бинокль. Кажется, Асанти прав. Им придется прибегнуть к чрезвычайному варианту.