Симулакрон
Шрифт:
Значит, теперь на свет божий действительно должен выйти сам Совет.
Признать во всеуслышание, что только ему и никому другому принадлежит фактическая власть в стране, что он-то и является настоящим правительством.
НО Совет никогда и никем не избирался, и никто не поручал ему управление страной. Он был абсолютно незаконным учреждением. Гольц мог бы сказать — и не погрешить бы при этом против истины, — что он имеет точно такое же право властвовать, как и Совет. Пожалуй, даже большое право.
Потому что у Гольца и его сыновей
Николь вдруг очень пожалела о том, что за прошедшие годы она так толком ничего и не выяснила в отношении этого Совета. Не знала, кто в него входит, что это за люди, каковы их цели. Она ни разу не присутствовала на их заседаниях; они сносились с ней различными окольными путями, с помощью специально подобранных для этого людей.
— Я думаю, — сказала она гарту Макри, — что самое лучшее для меня теперь — это предстать перед телекамерой и обратиться непосредственно к народу. Если мои граждане увидят меня во плоти, они не очень-то серьезно отнесутся к этой новости.
Возможно, сам факт ее существования, прежняя магическая сила воздействия ее образа на умы сограждан возобладают и нивелируют отрицательную реакцию. Ведь широкие слои общественности так привыкли видеть ее в Белом Доме, могут ли не сказаться долгие годы направленного воспитания?
Они поверят, решила она, если хотят верить. Несмотря на все эти разоблачения, которыми с ног до головы оплевали ее нахальные информ-машины — эти невозмутимые обезличенные блюстители «истины», лишенные свойственного людям субъективизма.
— Я не намерена без борьбы уступить этому дерзкому шантажу, — сказала она Маури.
Все это время Ричард Конгросян продолжал пристально ее разглядывать.
Он, казалось, не в состоянии был отвести от нее глаз. Теперь он произнес хрипло:
— Я не верю этому, Николь. Вы реальны, разве это не так? Я могу вас видеть, ощущать ваше присутствие — значит, вы должны реально существовать!
Он с жалким видом продолжал изумление глядеть на нее.
— Я на самом деле существую, — подтвердила Николь.
И стало ей очень грустно от этих своих слов. Сколько сейчас людей так же, как Конгросян, отчаянно пытались сохранить в своем представлении ее образ в неизменном, неискаженном виде, хотели воспринимать ее такою, какою они ее привыкли видеть. И все же — достаточно ли было только этого?
Сколь людей, подобно Конгросяну, могли сломиться, столкнувшись с реальностью, не выдержав тяжести навалившегося на них бремени сомнений, необходимости делать свои собственные умозаключения? Вернуться к своей вере те, что — умом своим они это понимали — является иллюзией?
Значит, она может остаться у власти при условии, что все население страны станет психически нездоровым! Мысль эта не вызывала у нее особого энтузиазма.
Дверь открылась, на пороге стояла Джанет Раймер, такая маленькая, вся ссутулившаяся, страшно озабоченная.
— Николь, пожалуйста, пройдите со мною.
Голос ее был тихим
Николь поднялась. Значит, она понадобилась Совету. Как и обычно, он действовал при посредничестве Джанет Раймер, своего полномочного представителя.
— Хорошо, — согласилась Николь.
Затем повернулась к Конгросяну и Гарту Макри.
— Я прошу прощения; вам придется извинить меня, Гарт, но я хочу, чтобы вы временно взяли на себя исполнение обязанностей комиссара НП.
Уайлдер Пэмброук мною разжалован — я сделал это перед самым вашим приходом. Вам я доверяю.
Она прошла мимо обоих мужчин и последовала за Джанет Раймер в коридор. Джанет двигалась проворно, и ей приходилось спешить, чтобы не отстать от нее.
Всплеснув в отчаянии руками, Конгросян бросил ей вслед:
— Если вы не существуете, то я снова стану невидимым — или даже хуже!
Она продолжала идти по коридору.
— Я боюсь за себя, — крикнул Конгросян, — я могу совершить что-нибудь ужасное! Я не хочу, чтобы так случилось!
Он сделал несколько шагов по коридору, пытаясь догнать Николь.
— Пожалуйста, не оставляйте меня в беде! Помогите мне! Пока еще не стало слишком поздно!
Она ничего не могла сделать. И даже не обернулась.
Джанет подвела ее к лифту.
— На этот раз они дожидаются двумя уровнями ниже, — сказала Джанет. Они собрались, все девятеро. Вследствие серьезности создавшейся на этот раз ситуации, они хотят говорить с вами лицом к лицу.
Кабина лифта плавно опустилась в подвал.
Николь вышла из нее, следуя за Джанет, и прошла в помещение, служившее противоатомным убежищем Белого Дома и сохранившееся с предыдущего столетия. Все лампы были включены, и она увидела сидевших за длинным дубовым столом шестерых мужчин и трех женщин. Все они, кроме одного мужчины, были ей совершенно незнакомы. В самом центре, сидел человек, которого она хорошо знала, Николь не верила своим глазам. Судя по занимаемому им месту за столом, он был Председателем Совета. Да и манера его поведения была еще внушительнее и увереннее, чем у остальных.
Этим человеком был Бертольд Гольц.
— Вы — прошептала Николь. — Уличный скандалист. Никогда в жизни такого себе даже представить не могла бы.
С ощущением тяжелой усталости она нерешительно опустилась на деревянное кресло с высокой спинкой прямо напротив всех девятерых членов Совета.
Глядя на нее исподлобья, Гольц произнес:
— Но вы же ведь знали, что у меня имеется доступ к оборудованию фон Лессинджера. А использование этого оборудования для переселения во времени является исключительной монополией правительства. Так что, вы должны были догадываться о том, что у меня должны быть какие-то, и притом очень тесные связи, на самом высоком уровне. Впрочем, сейчас это не имеет ровно никакого значения. Нам нужно обсудить более неотложные вопросы.