Симулакры
Шрифт:
И он стал дожидаться ответа, пылко, фанатично, нетерпеливо.
— Между прочим, — прервал его размышления Пэмброук, — о вашем запахе. Мне кажется, он исчез.
— Исчез?! — Конгросяна будто током ударило. — Вы хотите сказать, что не ощущаете его? Но это невозможно! Этого не может быть… — Он неожиданно осекся, смутившись. — И вы говорите, что запах исчез. — Он ничего не понимал.
Пэмброук внимательно поглядел на него:
— Я бы уж точно учуял этот запах, здесь, в кабине лифта. Конечно, он может вернуться. Я
— Спасибо, — произнес Конгросян.
И подумал: «Почему-то этот человек так или иначе берет верх надо мною. Постоянно. Он — мастер психологии… Или, по его собственному определению, мастер политической стратегии?
— Сигарету? — Пэмброук протянул ему пачку.
— Нет-нет! — Конгросян в ужасе отшатнулся. — Это вне закона и слишком опасно. Я бы ни за что не отважился закурить.
— Жить вообще опасно, — заметил Пэмброук, закуривая. — Верно? Наш мир опасен двадцать четыре часа в сутки. Нужно быть всегда предельно осторожным. Знаете, в чем вы нуждаетесь, Конгросян? В телохранителе. В команде отборных, тщательно подготовленных сотрудников НП, которые всегда бы находились рядом с вами. Иначе…
— Иначе, как вы полагаете, у меня практически нет шансов…
Пэмброук кивнул:
— Очень немного, Конгросян. И я говорю это на основе собственного опыта работы с аппаратом фон Лессингера.
Дальше они спускались в тишине.
Наконец лифт остановился. Раздвинулись створки дверей. Конгросян и Пэмброук оказались в подвале Белого дома. Они вышли в коридор.
Там их уже ждал мужчина, которого они сразу узнали.
— Я хочу, чтобы вы меня послушали, Конгросян, — сказал Бертольд Гольц.
Комиссар НП стремительно выхватил пистолет, прицелился и выстрелил.
Но Гольц уже исчез.
На полу, там, где он только что стоял, валялся сложенный вчетверо листок бумаги. Его выронил Гольц. Конгросян нагнулся и потянулся к нему.
— Не трогайте! — крикнул Пэмброук.
Однако было поздно. Конгросян поднял и развернул листок. Там было написано: «ПЭМБРОУК ВЕДЕТ ВАС НА СМЕРТЬ».
— Интересно, — сказал Конгросян и передал бумажку энпэшнику.
Пэмброук спрятал пистолет и взял листок, быстро изучил, лицо его перекосилось от злости.
Из-за спины у них снова раздался голос Гольца:
— Пэмброук уже несколько месяцев ждет, когда можно будет вас арестовать, прямо здесь, в Белом доме. И времени у вас уже не осталось.
Резко развернувшись, Пэмброук снова выхватил пистолет и выстрелил. И снова Гольц, горько и презрительно улыбаясь, исчез.
«Тебе никогда не пристрелить его, — подумал Конгросян. — Во всяком случае, пока в его распоряжении имеется аппарат фон Лессингера».
Энпэшник спрятал пистолет.
«Не осталось времени — для чего? — подумал Конгросян. — Что сейчас должно произойти? Гольцу, похоже, это известно, да и Пэмброуку, видимо, тоже. Каждый из них имеет
Не было у него никаких интуитивных предчувствий. Да и вряд ли он был способен сейчас что-то предпринять.
Нат Флайджер услышал, что где-то снаружи играют дети.
Они нараспев издавали тоскливые ритмические звуки, совершенно непривычные для его уха. А он занимался музыкальным бизнесом всю свою жизнь. Но как он ни старался, различить отдельные слова ему не удавалось: звуки как-то странно сливались друг с другом.
— Можно посмотреть? — спросил он, вставая со скрипучего плетеного стула.
— Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, — сказала Бет Конгросян, бледнея. — Пожалуйста, не смотрите на этих детей. Пожалуйста!
— Мы ведь из компании звукозаписи, миссис Конгросян, — объяснил Нат. — Все, что касается мира музыки, — наш бизнес.
Он никак не мог удержаться, чтобы не подойти к окну и не выглянуть наружу: деловой инстинкт взял в нем верх над воспитанностью или милосердием.
Выглянув из окна, он сразу увидел их. Они сидели кружком. И все были горбатиками. Ему стало интересно, кто из них Плот Конгросян. Но все они были для него на одно лицо. Возможно, вон тот маленький мальчик в желтых шортах и выбившейся из них тенниске… Нат подал знак Молли и Джиму, и они присоединились к нему.
«Пятеро детей-неандертальцев, — подумал Нат. — Пятеро детенышей, как бы выдернутых из давних веков. Тупиковая ветвь, отрезанная в прошлом от основного эволюционного ствола и привитая здесь, в настоящем, чтобы мы, представители ЭМЭ, могли послушать и записать песни давно ушедших племен. Интересно, какой конверт для альбома подберет отдел оформления…»
Он закрыл глаза, не в силах смотреть на импровизированную «сцену».
И в то же время он прекрасно понимал, что им все равно придется заняться происходящим на этой «сцене». Потому что они приехали сюда не прогуляться по лесочку; потому что они не могут и не хотят возвращаться с пустыми руками. И это важнее всего.
Кстати, запись нужно сделать очень профессионально. Это важнее, чем при записи Ричарда Конгросяна, какой бы потрясающей ни была его игра. И еще они не могут позволить себе роскоши нянчиться с собственной брезгливостью…
— Джим, доставай «Ампек Ф-а2», — распорядился он. — Тащи прямо сюда. Пока они не замолкли.
— Я не позволю вам их записывать, — сказала Бет Конгросян.
— Мы это сделаем, — ответил Нат. — Для нас это привычное дело, писать народную музыку на месте. Такие записи многократно оспаривались в судах СШЕА, но фирма звукозаписи всегда выигрывала предъявляемые ей иски.