Симулятор. Задача: выжить
Шрифт:
Валентин бежал впереди меня, сдергивая с плеча ружье. Обезглавленный труп блондинки в красном рухнул на багажник «десятки», стекла и белая крыша седана разом покрылись горошком из кровавых капель. Ее рыхлый муж пулей вылетел из своего кресла, споткнулся, упал и повалил подвернувшегося Мартынюка, который застыл, как столб, хватая ртом воздух.
Подруга Мартынюка бежала, зажимая ладонями уши и нелепо закидывая назад лодыжки. Кожаный портфель валялся на дороге. Мужчина в майке стоял на коленях над безголовым трупом жены и беззвучно разевал рот. Мартынюк полз по обочине, быстро оглядываясь в небо.
Комар выстрелил и попал. Один из маленьких шаров схлопнулся, скукожился и пролился на землю красным. Розовая гирлянда с царапающим нервы свистом задралась куда-то вверх, точно хвост гиганткого скорпиона. Валентин дважды шарахнул дробью из тяжелой ижевской двустволки. Он тоже попал. Строй розовых шаров нарушился; головной дернулся в сторону и заметался, внося сумятицу.
Лысый Жан плюхнулся на задницу и растерянно наблюдал, как в двух шагах от него обезумевшая мать баюкает своих обезглавленных сыновей. Их папаша задом вперед выбрался из машины, когда мы были уже в десяти шагах. Он разогнулся, еще не понимая, точнее — отказываясь понять, что же произошло, а сверху со звенящим клекотом уже раскручивалась розовая нить.
Я дал очередь поверх голов, это спасло парня. На некоторое время. Спортсмен очень медленно поворачивал голову навстречу летящей смерти. Шары сомкнули строй. Вероятно, минуту назад их было штук двадцать, сейчас осталось меньше, но на нашу долю должно было хватить.
Однако они прервали атаку. «Хвост» взвизгнул, проносясь над нами со скоростью реактивного снаряда, и начал набирать высоту. Головной, самый большой шар уже скрылся за крышами домов, удаляясь в сторону «цементных» минаретов. Я оглянулся на аллею — там было пусто, все попрятались. Валялась чья-то расческа и два разных шлепанца. Внезапно стало очень тихо.
Валентин перезаряжал ружье, не попадая патронами в стволы; я слышал, как он бесконечно повторяет начальные слова «Отче наш». Комар с улыбкой на губах присел за багажником «мерседеса» и разглядывал заусенцы на пальцах. Отец убитых мальчиков согнулся возле жены; она лежала в позе зародыша и крупно вздрагивала исцарапанными ногами.
— Победа, ребята? — Валентин сделал попытку подмигнуть; ему это не слишком хорошо удалось. — Как думаете, товарищ сержант, отогнали мы нечисть?
Я открыл рот и понял, что не в состоянии вымолвить ни слова. Гена Комаров улыбался, откинувшись спиной на бампер. В канаве рвало депутата Мартынюка.
— Отогнали, ипона мать! — нервным шепотом произнес Жан Сергеевич. — Повремени трошки флагом махать-то...
Я проследил за его остекленевшим взглядом и почувствовал, как впервые за последние двадцать лет мой мочевой пузырь норовит выйти из-под контроля.
Потому что со стороны Сосновой аллеи сквозь сад бежала блондинка в ночном халате, а за ней ломилась настоящая нечисть.
10
Люлика задушил провод.
Я разглядела его не сразу, кролик сладенький нацепил треники темные и черную футболку. Я даже не сразу поняла, что с ним
Потому и подошла слишком близко. Помню только, что сердце где-то в глотке уже колотилось, и ступни в шлепанцах насквозь мокрые стали.
— Лешенька, мальчик, ты меня слышишь? — позвала я. На самом деле только рот разинула, только показалось, что звуки издаю.
Гараж — это голая коробка, и к ней примыкает еще одна, такая же голая, коробка, теоретическая кладовая. Не считая мертвого Люлика, я была тут совершенно одна, но мне вдруг показалось, что кто-то меня слушает.
Кто-то меня слушал, но не Вука-Вука. Кто-то неживой, вроде магнитофона. Ведь магнитофон, когда стоит на записи, он тоже как бы слушает...
Я сделала еще два шага, наступила на что-то ногой, как будто на веревку. Отпрыгнула назад, но левая нога запуталась в холодном и шершавом.
Проволока. Или тонкая бечевка.
Я дернула ногой, но шлепанец застрял. Надо было наклониться и распутать веревку, непонятно откуда взявшуюся на полу, но как раз таки наклониться я не могла. Не могла себя заставить отвести взгляд от мальчика.
Наверху слабо отсвечивала открытая дверь в коридор. Люлик висел, прижатый к автоматам и всяким там предохранителям, а в руке сжимал отвертку. Мальчика не просто прикрутили проводами к щиту; его ноги болтались сантиметрах в тридцати от бетонного пола. Черные провода перехватили его грудь и живот в нескольких местах и затянулись так плотно, что кожа порвалась вместе с футболкой, и наружу торчали края сломанных ребер. Он уронил голову на грудь, но мне совсем не хотелось заглядывать ему в лицо. Только тут до меня дошло, что это за блестящая лужа на полу: из мальчика вытекла почти вся кровь.
Тут я не выдержала. Меня начало выворачивать, но в животе было пусто. Меня рвало и рвало бесконечно, я все никак не могла остановиться, а сплевывала одну желчь. Даже глаза разболелись от этой рвоты. Мне до дури хотелось выскочить назад, на улицу, но дурная баба, вечно приключений на жопу ищет. Ой, о чем я|говорю... Я смотрела и не верила, пока провод не зашевелился. Я не верила, потому что сразу поняла — человек такое сотворить не может, да еще за каких-то пять минут. Ой, мамочки, ну кого же я могла представить, кроме человека? Не пришельца же из фильма «Хищник»?
Эта дрянь зашевелилась у меня на ноге, как живая. Пыльный двужильный провод царапал меня гвоздиками, которые выволок за собой из стены, и норовил обвиться вокруг лодыжки.
Тут я заорала и рванулась всем телом. Тетка моя была права, когда говорила, что Томка в рубашке родилась. Нет, провод меня не отпустил, наоборот, еще больнее впился в ногу сразу двумя гвоздиками. Боль была такая адская, что у меня сердце приостановилось. Ой, ну показалось, скорее всего... Зато я увидела, откуда он тянется, и теперь точно убедилась, что никто со мной шутки не шутит, и никакой программой «Розыгрыш» тут и не пахнет. Он меня измазал кровью. Он спустился с Люлика и забирался по ноге, все выше и выше. Наматывался, как змея, только у змеи есть мышцы и кости, а с меня сдирала кожу обычная проволока. Я шлепнулась на попу и, как сумасшедшая, дрыгала ногой, вместо того чтобы помочь себе руками.