Синдром Феникса
Шрифт:
И Харченко, исполнив долг, встал, не попросив даже чая.
— А кто он был, этот Мушков? — спросила Татьяна.
— Бандит-рецидивист, — ответил Харченко.
— Круто! — восторженно завопил Толик, зная по кино и телевизору, что бандит-рецидивист — профессия приключенческая, опасная, денежная, следовательно — хорошая.
— Заткнись! — одернул его Костя, понимавший в жизни побольше брата.
А разговор этот слышала, копаясь в своем саду, Эмма Петровна Обходимова. Она совершенно случайно оказалась около забора в это время и даже кое-что видела сквозь щель, которая, опять-таки
Утром Гоша внес на кухню два ведра с водой, чтобы согреть их на плите для стирки: водопровода в доме не было, пользовались колонкой на улице. Попросил Толика зажечь газ. Сам он чурался огня, особенно открытого, не подходил близко. Татьяна считала: следствие пожара, в котором Гоша побывал.
Толик зажег газ.
В это время вошла Татьяна. Гоша, собиравшийся уже поставить ведра на горелки, в свете дня источавшие почти невидимое и не казавшееся опасным пламя, распрямился, чтобы поздороваться с нею. А Толик, смастерив бумажный самолет, пустил его, и тот спланировал на одну из горелок и вспыхнул. Татьяна охнула и смахнула самолет сковородником и неосторожно: на футболку Гоши. Край футболки сразу же занялся огнем, но Гоша, вместо того чтобы потушить, смотрел с ужасом и ничего не делал. Только отступал к стене, словно желая уйти от пламени — но как ты уйдешь от огня, который на тебе самом?
Татьяна схватила большое полотенце, накинула на Гошу, захлопала руками, потушила пламя.
А лицо Гоши покрылось потом, стало серым. Он сполз по стене и закрыл глаза.
— Не надо! — закричал испуганный Толик.
Татьяна, вглядываясь в лицо Гоши, стала трясти его за плечи:
— Ты что? Что с тобой, Гоша? Гоша!
Зачерпнула кружкой воды из ведра, плеснула Гоше в лицо.
Гоша открыл глаза. Лицо его медленно розовело.
— Господи, Гоша, как ты меня напугал!
— Кто Гоша? — спросил Гоша. — А ты кто?
— Вот тебе раз! Опять, что ли, память потерял? — удивилась Татьяна.
Часть вторая
Да, Гоша опять потерял память.
Татьяна указывала ему на Толика, на Костю, который, поздно проснувшись, умывался у рукомойника:
— Их ты помнишь? Как на машине с ними катался?
— Нет.
— А машину-то помнишь вообще? Как ее ремонтировал?
— Нет.
— А как в теплице работал?
— Нет.
— Плохо дело, — вздохнула Татьяна. — А как попал сюда — помнишь?
— Не помню! Женщина, в чем дело вообще? Где я?
Толик спросил:
— Мам, чего это с ним? Был нормальный, а теперь…
— Нечего тебе тут, иди гуляй! — вместо ответа прогнала его Татьяна. — И ты тоже! — услала и Костю.
И объяснила Гоше:
— Ты ночью сюда пришел. Совсем ничего не помнил. Вид был такой, будто с пожара. Потом начал понемногу приходить в себя. А только что огня испугался, в обморок упал. И опять ничего не помнишь.
— То есть я тут жил, что ли?
— Жил.
— А до этого?
— Не знаю. И ты не знаешь?
— Нет, но как это? Я же помню, что… — Гоша посмотрел в зеркало. — Помню, что мужчина, лет сорок
— Гоша, — сказала Татьяна.
— Почему?
— Я по-разному называла, ты отозвался на Гошу.
— Да нет, вряд ли.
— Надо же тебя как-то звать. Не Тузик же.
— Виктор, Леонид, Евгений, Роберт, Антон, — перебирал Гоша. — Не помню. Ладно, пусть пока Гоша, — согласился он без удовольствия. — А профессия у меня какая?
И он долго еще задавал вопросы себе и Татьяне, не находя и не получая ответов. И сказал:
— Так. Одно из двух: или мне надо в милицию, чтобы разыскали, кто я, или к врачу.
— Милиция тут уже была.
— И что?
— У тебя билет на самолет нашли с фамилией Мушков.
— Мушков? Не помню. И что?
— Будто бы этот Мушков помер, а был бандит-рецидивист.
— Тогда в милицию не надо! — тут же решил Гоша. — А то окажешься, действительно, в каком-нибудь уголовном розыске.
— Ты, значит, помнишь, что такое уголовный розыск? — спросила Татьяна, все больше грустнея.
— А кто не помнит?
Гоша помнил не только это. Татьяна вела его по городу в центральную поликлинику, и Гоша все понимал. Про людей, про машины, про магазины. Увидел плакат с портретом президента — узнал президента. Увидел афишу возле кинотеатра с фигурой актрисы Анджелины Джоли — узнал Анджелину Джоли, причем одобрительно посмотрел на ее формы, следовательно, и в этом разбирался. Увидел рекламный щит с огромной пачкой сигарет и подписью “Минздравсоцразвития предупреждает…” — остановился.
— Что? — спросила Татьяна.
— Вспомнил! Думаю — чего же я хочу? Курить хочу! Очень!
— Ну, хочешь так хочешь…
Татьяна подошла к ларьку, осмотрела пачки в витрине и цены.
— “Приму”, пожалуйста.
— Извини, я такие не курю, — сказал Гоша. — И назвал другие сигареты, иностранные; уточнять не буду во избежание рекламы, а если при этом не побоялся назвать “Приму”, то причина простая: курение, несомненно, вредно, но я всегда рад возможности поддержать отечественного производителя.
Поддержала его и Татьяна, сказав Гоше:
— Обойдешься, дорогие слишком!
И купила хоть и не “Приму”, сигареты с фильтром, а все ж намного дешевле тех, на какие указал Гоша, и, охотно сообщаю, отечественные.
— И пива бы бутылочку, — попросил Гоша вполне деликатно, понимая, что пока его судьба в руках этой женщины.
— Ага, конечно! К врачу идешь, забыл?
И они пошли дальше.
Татьяна посматривала на Гошу и удивлялась. Вроде, и тот же — а другой. Если прежний Гоша был похож на ребенка, то этот… нет, не на мужчину пока еще в полном объеме, скорее на подростка. Движения какие-то угловатые, порывистые, поведение неровное — то говорит вежливо, спокойно, то начинает голос повышать ни с того ни с сего… Неустойчивый какой-то. Непредсказуемый. Поэтому она не меньше Гоши желала услышать, что скажет врач.