Синдром Феникса
Шрифт:
— Ем!
Татьяна возмутилась:
— Ест он, ага! Наглость какая! Еще и выпить тебе?
— Спасибо, — поблагодарил человек и протянул руку к полке, где стояли бутылки с водой.
— Не тронь! — замахнулась Татьяна шваброй.
Человек отдернул руку.
— Чего засел? Иди отсюда! — приказала Татьяна.
Тут вошел Михаил.
Увидев постороннего мужчину, он, естественно, насторожился:
— Это кто?
— Да бомж какой-то! Обнаглел, прямо на моих глазах хотел обокрасть! — пожаловалась Татьяна. Впрочем, скорее не пожаловалась, а проинформировала, жаловаться было не в ее обычае.
Михаил
— Ваши документы! — потребовал он.
Человек смотрел на него и пытался понять:
— Документы?
— Документы, документы! Аусвайс в смысле. Показал быстро! Не хочешь?
Войдя в роль блюстителя порядка, Михаил все больше распалялся:
— Руки за голову, лицом к стене! Хлеб положи, ну!
Человек не положил хлеб. Он пожал плечами, удивляясь несуразности этого приказания, и объяснил:
— Я есть хочу.
Михаил вырвал у него батон и приказал:
— Молчи громче!
И хотел вернуть украденное Татьяне, но она отказалась:
— Да ладно, он его надкусал уже.
— Неважно! Сейчас я его отведу в милицию!
— Не надо, — сказала Татьяна. — Пусть уходит. Он кроме хлеба ничего и не взял.
Михаилу захотелось показать себя перед нею добрым человеком. Поэтому он предложил бомжу:
— Выбирай: или я веду тебя в милицию — или даю тебе три раза по шее. Предупреждаю: от меня есть шанс выжить, от милиции нет.
Всякий разумный житель нашей Богом спасаемой (ибо больше некому) страны выбрал бы, конечно, не милицию, а частное лицо. Не потому, что от милиции действительно нет шанса выжить, но очень уж она у нас непредсказуема. Приведут тебя туда с одним делом, а возьмут совсем за другое. И потом всякий милиционер есть одновременно и государственный служащий, и частное лицо, потому что у него ведь семья, дети, и все есть хотят, следовательно, общаясь с милиционером, ты общаешься как бы с двумя людьми сразу, и неизвестно, кто из них возьмет верх. Частное же лицо оно и есть частное лицо, с ним можно договориться по-свойски, и вообще, замечено, контакт на уровне неслужебном, личном у нас как-то безопаснее. И дешевле обходится. Но бомж поступил странно, неразумно. Глядя на Михаила вопросительно, он не ответил точно, а словно предположил:
— В милицию?
— Не угадал! — воскликнул Михаил. — Я тебя сам накажу!
И поднял руку, чтобы исполнить обещание, ударить три раза по шее негодяя.
Но произошло что-то странное: бомж пригнулся, вильнул телом в сторону, рука Михаила рубанула пустоту, а потом что-то ее, руку, сильно дернуло, и Михаил всем своим громоздким телом рухнул на пол. Но тут же вскочил и закричал Татьяне, выхватывая газовый пистолет, который ему выдавали на время дежурства:
— Отойди от него! Отойди!
— Брось дурить! — испугалась Татьяна.
— Отойди, говорю! — кричал Михаил.
Татьяна отошла от греха подальше.
— А ты — руки вверх! — велел Михаил бомжу. — И на выход!
— Зачем? — спросил тот.
— Ты так?! — окончательно разозлился Михаил.
И нажал на спусковой крючок.
Но выстрела не произошло.
Михаил нажал еще раз.
Ничего.
Михаил нажал несколько раз подряд.
Тщетно.
Михаил, недоумевая, заглянул в дуло, нажав при этом на крючок еще раз. На этот раз получилось: раздался выстрел, пыхнуло облако газа,
Татьяна, не растерявшись, первым делом побежала к двери, распахнула ее и стала махать своим фартуком, разгоняя газ. Одновременно она зажимала ладонью рот и нос. Успела при этом крикнуть бомжу:
— Иди на воздух, а то отравишься!
Тот послушно пошел на воздух.
— Господи, вот дурак-то! Ты живой? — Татьяна склонилась над Михаилом.
А тот тер кулаками глаза, кашлял и кричал:
— “Скорую” вызови!
Приехала “скорая”.
Сонный врач, загружая Михаила с помощью санитара, спросил у Татьяны:
— Кто его?
— Да сам.
Врач кивнул:
— Обычное дело. Они все сами.
Машина с пострадавшим уехала, Татьяна сказала бомжу, стоявшему в двери:
— А ты чего? Давай, будь здоров. Радуйся, что все обошлось.
Но бомж смотрел на нее странно. Будто лишь сейчас разглядел. Будто пытался узнать. И — узнал. Широко улыбнулся и сказал:
— Здравствуй!
— Ага, давно не виделись! — ответила Татьяна и пошла в магазин. Человек хотел пойти за нею, но она захлопнула за собой дверь и задвинула засов.
Через несколько минут дверь открылась, Таня подала в щель надкусанный батон и большую бутылку дешевой воды.
— На. И проваливай.
— Спасибо, — поблагодарил бомж. И опять поприветствовал Татьяну: — Здравствуй!
— Вот заладил… — проворчала она, закрывая дверь.
Заварив себе крепкого чаю, Татьяна выпила две чашки, чтобы прогнать сон, села читать, но сон все-таки одолел, она задремала.
И ее до самого утра никто не потревожил.
А утром, выйдя на крыльцо, она увидела, что бомж не ушел. Спит, свернувшись калачиком.
Татьяна слегка пихнула его ногой (не от грубости, а потому, что он ведь, может, заразный, а у нее дети!).
— Ты тут еще? Смотри, милиция заинтересуется, в самом деле! Але, гражданин, проснись!
Бомж проснулся, сел, протер глаза, увидел Татьяну и обрадовался:
— Здравствуй!
— Смени мелодию, — посоветовала Татьяна. — И нечего тут. Мне не надо, чтобы у меня на пороге неизвестно кто спал, понял? Если ты бомж, иди куда-нибудь в кусты и лежи там. Если псих, ищи свою психушку!
Она ушла.
Бомж встал и огляделся.
Похоже, услышав про кусты, он именно их и искал взглядом.
И нашел: между двумя новыми домами был пустырь. Тоже собирались строить дом, но дальше фундамента дело не пошло. Все поросло густым бурьяном в человеческий рост.
Бомж пошел туда и скрылся в этих зарослях.
Сидел и смотрел оттуда на дверь магазина.
К восьми утра в магазин пришла девушка Кристина, сменщица Татьяны.
Вообще схема работы продавщиц в магазине была такая: “через два раза по двенадцать”. Это означало: три продавщицы по очереди отрабатывали двенадцать часов. К примеру, отстоит Татьяна ночь с восьми вечера до восьми утра, потом две напарницы, на следующий день Татьяна уже с восьми утра до восьми вечера, зато потом у нее свободны ночь и целый день. Таким образом, если не очень дрыхнуть после ночной смены, образуется, помимо работы в магазине, два полноценных трудовых дня, которые Татьяне, как мы увидим позже, очень были нужны.