Синдром Феникса
Шрифт:
— Почему?
— Потому что тебя это устраивало.
— Да не устраивало его это! — возразила Рената. — Он ко мне собрался уйти!
— Он тебя не знает, ты разве не слышала? — напомнила ей Татьяна.
— А тебя?
— Конечно! — уверенно ответила Татьяна. — Ведь знаешь, Георгий? Да?
Георгий переводил взгляд с одной женщины на другую.
— Вас — точно не знаю, — сказал он Ренате. — А вас… Припоминаю…
— Ну, а я что говорила! — обрадовалась Татьяна. — Давай садись, поешь — и окончательно все вспомнишь!
Георгий, недоумевая, машинально сел за стол — не ради борща, а ради более устойчивого положения, потому что голова у него слегка кружилась.
Это прибавило Татьяне уверенности.
— Извините, до свидания! — сказала она Ренате. — Как-то странно вообще: в чужой дом ворвались, чужому мужчине претензии предъявляете! А если что было, то не придавайте значения, у Георгия случается: что-то сделает, а потом не помнит. Болезнь такая. А вы этой болезнью воспользовались!
Рената растерялась.
— Совсем ничего не помнишь? — спросила она Георгия.
— Нет.
— Нет, но как же… Так с тобой… Всю ночь… Ну, ладно. Я никогда не напрашивалась! — вспомнила Рената наконец о своей гордости.
И, опустив руки, пошла к двери.
Там остановилась и, не оборачиваясь, жестко сказала:
— Работу чтобы закончил мне! В три дня!
Она вышла, а Георгий спросил:
— Какую еще работу? Женщина, объясните, как я сюда попал?
Татьяна объяснила. Она рассказала все, не упомянув только о деньгах, потому что не знала, как подступиться к этому вопросу, зато на свой страх и риск добавила то, чего не было:
— Ну, и получилось так, Георгий, что по причине, что тебя найти и опознать не смогли, ты тут остался, прижился, работаешь… Ну, как муж мне, получается.
Жили бы они где-нибудь в безлюдной глуши или на необитаемом острове, Татьяна могла бы сочинить Георгию вообще всё: дескать, как родился, так тут и находишься, и я давно твоя жена, и дети — твои. И были бы они счастливы всю оставшуюся жизнь. Но Чихов не безлюдная глушь и не остров, кругом соседи, они все Георгию объяснят и расскажут. Кроме, конечно, одного: кем он был по отношению к Татьяне, это дело личное, семейное, никому не известное, можно смело фантазировать.
Георгий выслушал и начал задавать вопросы:
— То есть я даже не выяснял, кто я?
— Почему? Мы к врачу ходили. Милиция розыск объявила.
— И?
— Результатов нет. Харченко Виталий, он этим занимался, начал сочинять, будто ты чуть ли не преступником был.
— Я?! Что за чушь!
— Думаешь, нет?
— Да быть того не может! Я совсем без вещей пришел?
— Совсем.
— И денег не было?
Опять эта тема…
Предыдущим Гоше и Георгию Татьяна соврала бы, а тут почувствовала — не может. Очень уж прямо и твердо смотрит мужчина. Такому не соврешь, а соврешь — тебе же будет
Татьяна принесла из тайника деньги.
Георгий не удивился. Ворошил в руках.
— Было десять тысяч, я взаймы брала, но вернула, тысячу ты израсходовал, остальное цело, можешь посчитать.
Георгий быстро пролистал пачку, умело мелькая пальцами. Татьяна сама имела дело с деньгами, но чтобы так ловко считали, не видела.
— Больше не было? — спросил он.
Татьяна обиделась.
— Если ты думаешь…
— Не думаю, не обижайся. Просто ощущение, что было больше. Значит, куда-то раньше подевал…
— Что-то вспоминаешь?
— Не знаю. Мелькает что-то. Говоришь: я был обгоревший?
— Вроде того.
— Что-то было, да… Пожар какой-то… И почему Георгий?
— Ты на это имя отозвался.
— Может быть. Ну, пока пусть так.
Тут прибежали Костя с Толиком. Они сегодня ушли из дома чуть свет и три часа околачивались около магазина, где продавались велосипеды. Накануне Георгий выдал им зарплату (получил от Ренаты по договору за очередной этап выполненной работы), они присоединили эти деньги к накоплениям и решили, что пора уже что-нибудь купить.
Дождались открытия, стали выбирать.
Конечно, к таким велосипедам, которые рекламировались в журнале “Mountain Bike”, они не могли и подступиться, но подобных и не было в чиховском спортивном магазине, стоял только один в витрине как рекламный экземпляр, заманивал и попусту дразнил.
И вот подлая штука: как какой велосипед понравится братьям, он оказывается обязательно дороже, чем они могут купить. И второй вопрос: взять ли на двоих один хороший или похуже, но обоим?
— Уж вещь так вещь! — рассуждал Костя. — Эти тарахтелки, они не лучше наших.
— Как это не лучше? — не соглашался Толик. — Вот — пять скоростей все-таки. А у нас по одной. Ты сравнил!
— Пять скоростей по нашей местности — фигня! — морщился Костя. — Восемнадцать — как минимум!
— Рама, главное, крепкая должна быть. А то будет хоть восемнадцать, хоть пятьдесят — крякнется на первом камне!
— Так, — остановился Костя. — Мы что пришли покупать — велосипед или игрушку?
— Велосипеды, — уточнил Толик. — Два.
— Почему два-то? Лучше один, говорю тебе, но чтобы уж велосипед!
— А кто ездить будет? — ощетинился Толик, почуявший, чем все может обернуться.
— По очереди!
— Ага! Знаю я твою очередь! Тебе весь день, а мне полчаса!
— Гад буду, поровну! — клялся Костя.
Но Толик ему не верил.
Да Костя и сам себе не верил. Знал: стоит только сесть на такую красоту — силой не сгонишь. Придется обидеть брата, а не хочется: он его любит все-таки, несмотря на несомненную вредность его характера.
Помог продавец, молодой человек, который, услышав разговор братьев, сказал: