Синдром Л
Шрифт:
— Что это вы по ночам заседаете, когда спать надо? — вздохнув, спросила я.
— Неотложные, неотложные решения, Сашенька, надо было принимать.
— И еще вопрос. Если уж у нас такая секретная и сверхнадежная связь… А товарищ Сергуткин, он что, добровольно от своего поста отказался? Или, может, он умер?
— Да убили мы его, Сашенька, чего скрывать? Шелковым шарфиком задушили. Шучу. Но вообще, знаешь ли ты, Сашенька, что все это так ускорилось, так резко и быстро произошло — из-за тебя?
— Из-за меня? Ну и шутки у вас, Олег Николаевич…
— Какие
— Ну и выпили, как я слышу, изрядно по такому поводу.
— А как же! Отпраздновали. На ходу. Хватанули коньячку — французского! Но прежде чем за стол садиться — то есть, представляешь, до всего остального, — я первым делом распорядился с тобой связь установить. Ты знаешь, что по закону Председатель не имеет права по обычному телефону разговаривать? Только по этому спецканалу. И перехватить нелегко, а если и перехватишь, то ничего не поймешь все равно. Зашифровано! Несколько уровней защиты. Из-за этого, правда, голос немного искажается. Но ближе к делу. Подумала ли ты, Сашенька, над моим предложением? Теперь ты можешь стать подругой жизни не какого-то там заместителя… Теперь тебе свою любовь предлагает главный человек в твоей стране!
— Вы знаете мое условие, Олег Николаевич! Оно, в отличие от власти в стране, за минувшее время не изменилось. Мне кажется, что теперь, когда над вами только господь бог, вам легче это условие выполнить. Разве нет?
— Саша, ты не понимаешь! Здесь столько всего переплелось. Ганкин попал в такую щель, в такую пропасть… что помиловать его просто невозможно политически! Это такую цепную реакцию может вызвать…
— Ну а вы докажите свою любовь ко мне, Олег Николаевич. И свою власть! Никто бы не посмел, а вы — запросто. Для других невозможно, а для вас — можно и это! Сразу будет знак вашему окружению — новая эпоха начинается. Перестройка, ускорение. И прочее все. Решительный лидер пришел, с которым лучше не ссориться.
— Ох, и хитрая ты, Сашка! Знаешь, на какие мозоли нажимать. Ладно. Психушку пробью. Психиарты его завтра признают неизлечимо больным психически. Но только имей в виду, с таким диагнозом у нас на свободу не выходят. Сама понимаешь…
— Нет, так не пойдет. Это же хуже смерти…
— Согласен! Знаешь… Давай сговоримся на расстреле, а? Теперь я это запросто устрою.
— Нет, — отрезала я. — Нет. Жизнь. И ставки растут. Раз вы теперь выше всех… то не только жизнь, но и свободу. И на работе оставьте его. В Москве.
— Ну знаешь! Может, ты еще потребуешь, чтобы я его своим заместителем назначил?
— Нет, вот этого не
— Ладно, шутки в сторону! Последнее, что могу предложить, — психушка с облегченным режимом.
— Нет, Олег Николаевич. Я дорого стою.
Сусликов, кажется, рассердился:
— Действительно, дорого. Видно, мне не по карману.
— До свидания, Олег Николаевич.
Я сняла с головы наушники. Дверь тут же открылась. Вышла из фургона. Спрыгнула на землю. Голова неприятно кружилась. Жутковато все-таки. Взяла себя в руки, пошла к подъезду. Но далеко не ушла.
— Александра Константиновна! — Меня догнал давешний лейтенант. — Простите, вас просят для продолжения сеанса.
Пришлось вернуться. Повторилась та же процедура. Правда, без подробного анкетного допроса.
— Черт с тобой! — сказал пьяноватый голос в наушниках. — Плохое начало отношений. Выжала из меня все, что хотела. Имей в виду, не всегда так будет. Не всегда! Эх, Александра, что ты со мной делаешь…
— Да, и еще, — твердо сказала я. — Мне будет необходимо его увидеть — убедиться, что у него все в порядке.
— Не наглей! А то передумаю сейчас… Ну ладно… Только железное условие: разговаривать с ним не будешь. И никаких там перемигиваний и взмахов рук и так далее. Пройдешь мимо и сделаешь вид, что не узнаешь. И он тебя тоже, скорее всего, не узнает.
— Не узнает? — испугалась я. — Это что значит? Вы, что, его психиартам отдаете на расправу?
— Ну почему сразу на расправу? Ух, вы, диссидентское племя… Но, видишь ли… психиарты с ним уже поработали… Операцию ему небольшую сделали… Аппендикс удалили. Еще что-то…. Он уже не тот, которого ты знала… Но я обещаю: попрошу, чтобы с ним полегче. Чтоб был как можно нормальнее. Чтобы подлечили и вернули более или менее к прежнему состоянию. До того, как он с тобой познакомился. Статус кво анте. Ты же латынь знаешь…
Я молчала. Я победила. Но это была та еще победа. Имени товарища Пирра.
— Да, и вот что еще, Саша, — сказал Сусликов. — Я хотел тебя спросить… у меня что, действительно ноги пахнут?
Вот это да!
— Ничего у вас служба прослушивания работает, — сказала я. — И быстро так. Невероятно. Уже доложили!
— Ну а как ты думаешь? Председатель все-таки… Так как насчет ног? Пахнут?
— Откуда же мне знать? Вы же ботинок на самом деле в квартире у нас не снимали…
— Ба! Вот это да! На пушку взяла… Надо же… Ты профессию неправильно выбрала. Тебе бы у нас работать — далеко бы пошла.
— Нет уж, спасибо. Не стоит преувеличивать. Это нормальные женские штучки.
— Ну ладно, женская штучка… вот уж воистину… Но скажи… а прыщи между волос?
— Тоже выдумка. Тактическая деза.
— Понятно… А то, что я мерзок и физически тебе противен?
— Это, к сожалению, правда.
— И ты тем не менее будешь со мной жить? Как же это?
— Как-нибудь.
— Плохо, — сказал Сусликов. Последовало молчание. Потом он вздохнул и несколько протрезвевшим голосом сказал: — Очень плохо… но будем как-то… что-то. Эх. Но ты точно свою половину сделки выполнишь?