Синдром отсутствующего ежика
Шрифт:
– Я…
Я смотрела в его лицо и чувствовала, что у меня кружится голова, но вовсе не оттого, что он рядом, а оттого, что меня раздирают противоположные чувства, и они сменяются слишком быстро, чтобы успевать с ними справляться. Я аккуратно освободила руки и кивнула в сторону маленькой комнаты:
– Пойду посмотрю на нее.
– Конечно. – Он по-братски взял меня за плечо и, не спрашивая, надо ли мне это, пошел вместе со мной.
В нашей маленькой комнате, которую я вынужденно освободила для Гриши, спала, свернувшись
Ийка, моя Ийка, моя маленькая, беспомощная, глупая Ийка, моя нежная, глупая, не очень сильная, доверчивая девочка…
Я присела перед ней на полу. Закрытые, чуть припухшие веки ее подрагивали, я отчетливо рассмотрела темные синяки у нее под глазами, как будто она много плакала перед тем как уснуть или не спала несколько дней. Личико еще больше похудело, сильно обозначился подбородок, на котором я разглядела уже подсохшую ссадину. Я осторожно поцеловала ее в лобик, прикрыла повыше пледом и встала, оглянувшись на Кротова. Он смотрел на меня со спокойной и совершенно довольной улыбкой.
– Пойдем, – он поманил меня рукой. – Ей надо выспаться.
Ничего себе – это он говорит мне! Некоторое раздражение, поднявшееся у меня, относилось к тому, что мне сейчас как-то трудно было разделиться на маму и на женщину, которая когда-то, теперь уже очень давно, влюбилась в Кротова. Мне, наверно, надо было побыть одной… Но казалось, что Кротов уходить никуда не собирается. Мало того, он опять очень по-свойски приобнял меня за плечи и повел на кухню.
– Может, перекусим? Правда, есть почти нечего, но можно сварить макароны, в холодильнике есть сыр, – предложил он бодро и показал мне на ванную: – Помой руки, а то ты как-то растерялась.
– Ну да, растерялась… – кивнула я. – Ты мне все расскажешь? Откуда взялось пианино, например…
– Про пианино – в первую очередь! – рассмеялся Кротов.
Я посмотрела на него, чтобы понять, чем же он так доволен. Наверно, тем, что выполнил мою просьбу. Но главное-то – впереди. Мне еще предстоит встречаться с Хисейкиным, каким-то образом отдавать ему деньги…
Когда я вышла из ванной, в задумчивости прихватив с собой полотенце, в дверях маленькой комнаты стояла Ийка.
– Мама… – только и сказала она и стала плакать.
– Ийка… – я бросила полотенце, быстро подошла к ней и обняла. Ийка прижалась ко мне всем своим тоненьким, хрупким тельцем, и я ощутила в тот момент, что мой недостающий, потерявшийся и очень важный кусочек вернулся на свое место. Все вернулось на свои места. – Иечка, ну, не плачь больше, малыш… Теперь все будет хорошо…
Я села на диван, Ийка – рядом со мной, положив голову мне на колени, и тут же я почувствовала у себя на руке и на коленке ее слезы. Моя маленькая бедная девочка… Я чуть обернулась, услышав, как сзади скрипнула половица. Вообще-то
– Ну вот, – сказал он и солнечно улыбнулся, – ради этой счастливой минуты стоит бегать по кустам с пистолетом.
Я тоже улыбнулась. Пожалуй, мне все же хотелось, чтобы он остался, но еще больше хотелось, чтобы он сейчас ушел. И чтоб мы сели с Ийкой на кухне, друг напротив друга, я бы ее кормила, глядя, как она ест, вскидывая на меня глаза и громко глотая чай, и как розовеют ее осунувшиеся щечки…
– Ну, пойдем? – спросил Кротов. – Вода сейчас закипит, я потер сыр, как смог, вообще-то я по этой части не очень…
Я поцеловала Ийку и заправила намокшие от слез прядки волос ей за ушко.
– Пойдем, – сказала я. – Иечка, ты ведь познакомилась с Андреем Алексеичем?
– Познакомилась… – как будто в некоторой оторопи ответила Ийка и, быстро взглянув на Кротова, почему-то покраснела. Или мне так показалось…
– Андрей Алексеич, прежде всего, спасибо вам! – начала я на кухне, сев за стол и придвигая к Ийке тарелку. – Я ведь вчера решила, что вы передумали мне помогать, когда со мной разговаривать не стали…
– Да вы в самый момент позвонили, когда я как раз бандитов брал голыми, можно сказать, руками… – засмеялся Кротов. И я не поняла, какая часть из того, что он сейчас сказал, была для него такой смешной. Уж наверняка не то, что мы опять с ним стали на «вы». – Я утром не стал вам звонить, хотел сюрприз сделать.
– Сделали, – кивнула я. – Я больше всего боялась, как там Ийка, в тюрьме, в этой вашей КПЗ. – Я взглянула на вздрогнувшую дочку и прижала ее к себе. – Все, малыш! Все уже позади. Только мы еще разберемся с твоим папой…
– Еще? – удивился Кротов. – Да я думаю, ему достаточно.
– Вы не понимаете, Андрей Алексеич! Я же ему денег пообещала, поэтому он Ийку и отпустил…
– Во-первых, не он ее отпустил, а следователь Зайцев, – слегка нахмурился Андрей Алексеич. – Причем не домой, а к тому же папе, под домашний арест, пока идет следствие.
– Но она же мне звонила из милиции…
– Из полиции, – поправил меня Кротов с неотразимой улыбкой.
– Да, и я сама с каким-то офицером разговаривала…
– Конечно, все правильно. Только не будут же девчонку там держать, она же не матерая рецидивистка. И не таких отпускают под подписку о невыезде.
– Так вы ее, значит, у папы забрали?
– Ага, вроде того, – усмехнулся Кротов. – Не думаю, что ей там было очень весело, в качестве воровки сидеть в комнате запертой. Да, Ийка?
– Да, – сказала бедная Ийка еле слышно.
– Ну, и во-вторых, – продолжил Кротов, – очень сомневаюсь, что Хисейкин возьмет теперь у вас какие-то деньги.