«Синдром публичной немоты». История и современные практики публичных дебатов в России

Фирсов Борис

4. Мера ответственности говорящего за свои слова. Здесь снова шкала варьируется от полной безответственности, когда говорящий может противоречить сам себе, менять позицию в ходе дискуссии и т. п., и до высокой степени ответственности за каждое слово.

5. Степень ритуализованности обсуждения, наличие или отсутствие жесткого регламента. Дискуссия может иметь или не иметь председательствующего с разными полномочиями; дискуссия может подчиняться или не подчиняться требованиям определенного регламента и т. п.

По этим параметрам можно попытаться описать те варианты дискурса типа Argument, которые существовали в советское время.

1. Первый вариант: «собеседники» (оратор и публика) не знакомы друг с другом (а если и знакомы – это для ситуации нерелевантно); конечный результат (вывод) обсуждения известен заранее и важен в высокой степени (не допускается ни малейшего

отступления от заранее сформулированной «резолюции»); ответственность за свои слова у каждого выступающего очень высокая (не дай Бог сказать что-то не так!); форма выступления настолько ритуализованная, что иногда даже не важно, есть ли какой-либо смысл в том, что человек говорит, важно соблюдение определенных лексических, стилистических и интонационных норм и правил; диалог происходит в соответствии с жестким регламентом.

Назовем этот вариант официальным дискурсом.

2. Второй вариант: все говорящие не просто знакомы, но хорошо знакомы друг с другом, доверяют друг другу; конечный вывод (результат) спора не просто не известен никому из говорящих, но на самом деле и не важен, а важно «поговорить» и «обсудить»; ответственности за свои слова нет (от любого утверждения можно отказаться: «я этого не говорила», «вы меня не так поняли», «не передергивайте» и т. п.); форма диалога ритуализована в очень низкой степени; никакой регламент не регулирует речевое поведение говорящих: последовательность реплик не выдерживается, число прерываний (interruptions) очень велико.

Назовем этот вариант приватным дискурсом.

Некоторые признаки одного и второго типов можно представить в таблице 1.

Официальный дискурс. Официальные публичные выступления могли быть устными или письменными.

Таблица 1. Официальный и приватный дискурс

Например, это могла быть статья в «Правде» о сандинистской революции, диктаторе Сомосе и американском империализме. Следом за этой статьей проводилось «собрание коллектива» какого-либо завода или научно-исследовательского института с обязательным докладом о положении в Никарагуа. Этот доклад целиком базировался на статье, часто – просто состоял в чтении вслух исходной статьи и содержал большое число оценочных высказываний; за ним следовали заранее подготовленные выступления членов коллектива, в которых все выступавшие соглашались со всеми оценками, и завершалось собрание единогласным голосованием зала, осуждающим американский империализм и выражающим солидарность с борьбой сандинистов за свободу.

Внешние признаки Argument налицо: целью описываемых выступлений, письменных и устных, было убедить читателей и слушателей в правоте официальной точки зрения на события; в результате все участники соглашались с аргументацией статьи или доклада, принимали приведенные в них факты и логику изложения, присоединялись к их эмоциональному настрою и готовы были совершать поступки в соответствии со своими убеждениями – как минимум голосовать поднятием рук.

Однако любому мало-мальски искушенному наблюдателю ясно, что тут что-то не так. Это – не настоящий Argument, поскольку единогласное одобрение аудитории заведомо гарантировано: оно получено задолго до публикации статьи или начала собрания, причем получено совершенно другими средствами. Сами же статья или доклад не преследуют цели убедить: их задача – имитировать убеждение и получить заранее известный результат – единогласное голосование. Если выступающий соблюдает определенные стилистические, лексические и интонационные нормы и правила, содержание статьи или устного выступления в общем несущественно.

Алексей Юрчак приводит такой пример:

Когда на комсомольских собраниях Леонид [секретарь комсомольской организации] ‹…› предлагал голосовать, они [комсомольцы] отвечали утвердительным поднятием рук. Когда он заканчивал выступление, они отвечали аплодисментами. Мы знаем также, что большинство сидящих в зале комсомольцев не воспринимало слов Леонида буквально. Их утвердительная реакция была не выражением согласия с буквальным смыслом заявления Леонида, а подтверждением того, что они понимают необходимость участвовать в чисто формальном воспроизводстве этого ритуала [Юрчак 2014: 251].

На этом эффекте построен сюжет знаменитой песни Александра Галича «О том, как Клим Петрович выступал на митинге в защиту мира»: героя – записного оратора – привозят на собрание, суют ему в руку бумажку, которую он должен зачитать с трибуны, он начинает читать, и оказывается, что бумажка – не та: ему дали выступление от имени женщины:

Вот моргает мне, гляжу, председатель:Мол, скажи свое рабочее слово!Выхожу яИ не дробно, как дятел,А неспешно говорю и сурово:«Израильская, –

говорю, – военщинаИзвестна всему свету!Как мать, – говорю, – и как женщинаТребую их к ответу!Который год я вдовая,Все счастье – мимо,Но я стоять готоваяЗа дело мира!Как мать вам заявляю и как женщина!..»Тут отвисла у меня, прямо, челюсть,Ведь бывают же такие промашки! –Этот сучий сын, пижон-порученецПерепутал в суматохе бумажки!И не знаю – продолжать или кончить,В зале, вроде, ни смешочков, ни вою…Первый тоже, вижу, рожи не корчит,А кивает мне своей головою!Ну, и дал я тут галопом – по фразам(Слава Богу, завсегда все и то же!)А как кончил –Все захлопали разом,Первый тоже – лично – сдвинул ладоши [Галич 1968].

Что говорит выступающий – не важно; важно, чтобы в тексте присутствовали привычные ключевые слова вроде «израильской военщины» или «дела мира». Все аплодируют; и если после собрания люди, проголосовав «за», остались в глубине души каждый при своем мнении, на оценку результата это не влияет. Это, другими словами, не Argument.

В уже цитированной книге Юрчак точно описывает это явление как «перформативный сдвиг»: в период позднего социализма констатирующая функция высказывания становится относительно несущественной, а на первый план выходит его перформативная функция: «создание ощущения того, что именно такое описание реальности, и никакое иное, является единственно возможным и неизменным, хотя и не обязательно верным» [Юрчак 2014: 161] [7] .

7

Ср. с утверждением Ю. Левина, что в рамках тоталитарного дискурса оппозиция истинное / ложное становится нерелевантной [Левин 1994: 150].

Приватный дискурс. Ярким примером его является всем известный «спор на кухне». Участвуют люди, хорошо знакомые друг с другом, даже близкие; между собеседниками царит доверие, все высказываются откровенно. Спор эмоционален, собеседники перебивают друг друга. Предметом спора может быть, например, то же самое положение в Никарагуа. Одни говорят, что сандинисты – бандиты, готовые перебить полстраны ради торжества абстрактных идей, другие – что никакой нормальный человек не может жить при сомосовской диктатуре и что вооруженная борьба с ней, пусть и жестокими методами, неизбежна. Одни кричат, что раз газета «Правда» за сандинистов – то они против; другие – что раз американцы за Сомосу – значит, для России лучше сандинисты. В результате такого спора собеседники, как правило, не приходили к общему мнению: каждый оставался при своем [8] .

8

О «русских кухонных разговорах» прекрасно написала Айрин Рис, к книге которой [Рис 2005] я и отсылаю читателей; см. также обсуждение этой книги в журнале «Этнографическое обозрение» (2006. № 5. С. 3–70).

Этот тип коммуникации тоже отразился в поэзии, на этот раз – в поэме Юлия Кима «Московские кухни»:

Русский ночной разговор

– «Россия, Россия, Россия» – ну прямо шизофрения!– «Россия, Россия, Россия» – какой-то наследственный бред!– Ведь сказано было, едрена мать:«Умом Россию не понять,В Россию можно только верить».Или нет.– А я поверить рад бы, но из газеты «Правды»Не вижу я, во что же мне верить, сэр!Религия ликвидирована, крестьянство деградировано,А вместо России – Эресе – Эфесе – Эр?!Но я не могу любить аббревиатуру,Которую я не в силах произнести!– Отдай народу землю, отстрой ему деревню – И завтра все воскреснет на Руси!– Никита так и начал, да бес его подначил.– А этому, с бровями, вообще на все начхать!– Земля землей, а ты сперва подай мне главные права –Вот вам «что делать» и «с чего начать»!– Отдай народу землю – и он ее пропьет!– Как будто раньше меньше пили, что ли!– Сначала давайте условимся, что такое «народ».– Ну-у, это не просечь без алкоголя!– А раньше, между прочим, меньше пили!– Ребята! Кончайте вы этот базар!– Зачем Столыпина убили??!!– Всё!– Всё!– Всё Достоевский предсказал [Ким 1988].