Синдром синей бороды
Шрифт:
— Отстал ты, устроенность, Вадим, уже давно устроенность.
Греков фыркнул:
— Сказочник.
— Это как тебе угодно. Но поверь, хорошо и здесь жить можно…
— Недолго.
Егор прищурился на мужчину и хотел напомнить, что слово `недолго' скорей относится к тем глупышкам, что покупаются на внешний антураж Вадима, его респектабельность и гиблое очарование инвалюты, но не стал касаться больной темы, промолчал. Однако тот уловил мелькнувшую в глазах брата мысль и криво усмехнулся, натянул перчатки и, развернувшись, медленно
— К тетке заглянешь?
— Нет, — лицо Грекова чуть закаменело.
— Кого из своих видел?
— Стрельцова. Посидели, Иру помянули.
— Почему с ним? Не по-человечьи, Вадим — с ним, фактически посторонним, Ирину поминаешь, а нас даже в известность о смерти жены не поставил. Не ожидал я от тебя… Что на этот раз случилось?
— Повесилась. Саня ей пропуск в рай за мзду выхлопотать обещал. Поэтому с ним и поминали. А с тобой — не хочу. Я вообще ее поминать не хочу.
— Что так? Твоя теория затрещала по швам?
Вадим бросил на брата предостерегающий взгляд и сказал, как отрезал:
— Всего лишь ошибка, не то направление.
— Напомни, какое по счету?
Греков остановился и повернулся к Егору:
— Не стоит лезть в мою жизнь.
— Не лезу. Я пытаюсь понять. Много лет пытаюсь. Но не могу. Нет, конечно, ты можешь и дальше пресекать все разговоры на эту тему, но кому от этого будет легче? Тебе нужна помощь. Говорят, сейчас у вас модно иметь психоаналитика. Завел?
— Чушь. Психоаналитик — роспись в собственной неполноценности. Есть свой психолог — значит, есть проблемы, и большие. Кто захочет иметь дело со столь проблемным человеком? Да глупости все это: психологи, психоаналитики. Свои проблемы нужно решать самому.
— Вот ты и решаешь. Напомни, сколько лет?
— А сколько лет ты обещаешь найти Марину?
Егор открыл рот и закрыл. Помолчал с минуту, рассматривая физиономию брата, качнул головой:
— Неужели дело в ней? Глупо, Вадим. Двадцать лет прошло, давно все забыто.
— Для тебя…
— Для нее тоже.
— А для меня — нет.
— В этом твоя беда — мстительный ты. Обиды обычно у закомплексованных подростков копятся, а ты вроде бы давно из юношеского возраста вышел.
— Поправка — не мстительность и обидчивость, а обостренное чувство справедливости.
— Ох! — хмыкнул Егор.
— Ты на вопрос ответишь или уйдешь, как обычно в сторону?
— Ах, ах, — развернулся Егор и пошел вперед.
— Что `ох, ах'? — двинулся за ним следом Вадим.
— Ливенбах.
— Это откуда?
— Из далекого далека.
— Поясни, — остановил брата Вадим, развернув к себе за плечо.
— Фамилия у Марины теперь Ливенбах, и живет она в Ханты-Мансийском округе.
— Где?! — не поверил Вадим.
— В Ханты-Мансийском округе, на берегу Северной Сосьвы, — терпеливо повторил Егор. Вадим недоверчиво разглядывал брата и вдруг засмеялся хрипло, злорадно. Егор поморщился: зря он сказал
— Что ж ее туда занесло? Любовь, да? К какому-нибудь робкому чукотскому мальчику. Впрочем, судя по фамилии — еврейскому мальчику.
— Муж у нее русский, сибиряк…
— Да, да. Заметно — фамилия исконно русская, — хохотнул опять Вадим.
— Это фамилия ее первого мужа.
— А-а-а. А первый чем плох был? Пейсы раздражали?
— Я в подробности не вдавался. Знаю лишь, что она с ним пять лет прожила. Потом он умер.
— Братва путевку организовала?
— Нет, инфаркт. Ему было за пятьдесят.
— Новость. Чем же ее старичок привлек?
— Не спеши с выводами, Вадим, не думаю я, что Марина стоит твоей ненависти. Жизнь порой такие коленца выкидывает, что не поймешь, кто прав, кто виноват. Тебя, если со стороны смотреть, тоже есть за что судить.
— Например?
— А ты подумай, почему тебя тот же Стрельцов `Синей бородой' называет?
Вадим нехорошо посмотрел на Егора и протянул:
— Синяя борода значит? Раб Александр придумал? А что, вполне в его духе. Завидует стервец.
— Да уж чему завидовать, Вадим? Сколько у тебя жен было? И хоть бы с одной благополучно…
— С Ритой, — усмехнулся Вадим.
— А, ну да! Ты ее бросил, оставив инвалидкой, но хоть живой. Действительно — обошлось!
— Слышу сарказм в голосе. Упрекаешь? Осуждаешь? А сам чтоб сделал?
— С твоими возможностями можно было найти хорошего врача.
— А зачем? Это был ее выбор! Ее блажь! Она хотела, она получила.
— Согласен, не злись. Поступила она дурно, но и заплатила за то с лихвой…
— Тогда какие претензии ко мне? — развел руками Вадим.
— Ладно, опустим Риту, хотя все равно мог и помочь.
— Она для меня еще в тот день умерла, когда на пикник отправилась. А мертвым я не помощник.
— Хорошо, а Катерина?
— А ну давай и ее сюда же. Тоже я виноват?
— Нет, я про ее сына…
— Он ее сын.
— Он был совсем ребенком.
— Бесенком! Да меня от одного его вида бросало в дрожь! Бедный, несчастный мальчик, и все-то ему мало было. Подойдет — вид ранимый, трогательный, взгляд честный. Смотришь и не веришь, что это чудовище мать с грязью смешивает… Да что вспоминать? Проехали.
— Его посадили.
— Наркота? Криминал?
— Откуда знаешь?
— Предположил. Наклонности у него с рождения весьма красноречивые были. Воровал легко, врал — виртуозно.
— Он был ребенком, — упрямо повторил Егор.
— Он был законченным эгоистом! Монстриком! Катя понимала это!
— Больная тема?
— Да, неприятная. Ты решил всю мою жизнь сегодня просмотреть? Психоаналитик! Извини, Егор, прежде чем меня осуждать, на себя посмотри. Тоже — не ангел. Да и не встречал я их на нашей грешной земле. А есть ли они на небе — у Стрельцова спроси. Хотя обманет, прохвост. Не верь ему.